Похищенные

– Мне очень жаль, – сказала она. Я смотрела на ее сжатый рот, пока она не сдалась. – Ладно, если вы подождете, я посмотрю, что можно сделать.

– Спасибо. – Я рухнула в кресло прямо напротив нее. Администратор исчезла, а вернувшись, подала мне знак следовать за ней. Надо было говорить с ней повежливее.

– Боюсь, у него всего одна минута, – предупредила она с робкой улыбкой, когда я подошла.

– Отлично.

Она провела меня к двери с надписью «Доктор Карлсон, электрофизиолог» и постучала в эту дверь.

– Войдите, – раздалось из-за двери, и администратор исчезла в коридоре.

Большой кабинет Карсона выходил на окружное шоссе. Стены были увешаны дипломами и плакатами с мультяшными телами в разрезе. У доктора, сидевшего за столом, были пышные седые волосы и проницательные карие глаза за бифокальными очками.

– Натали сказала мне, что вы агент Бюро и пришли сюда по срочному делу.

– Верно. – Я вошла в кабинет, встала возле стула напротив его стола. – Я не отниму у вас много времени. Я расследую исчезновение, имевшее место быть в восьмидесятых…

– Эмбер Кайнд и Лили Ларсен.

Я кивнула. Стала ждать.

Он сдвинул бифокальные очки на голову.

– Вряд ли я могу рассказать что-то новое, но буду рад ответить на ваши вопросы.

Я села.

– Очень это ценю. Мне просто нужно проверить кое-какую информацию.

– Можно спросить – почему?

Он не пытался защищаться, поэтому я не чувствовала, что обороняюсь.

– Я агент отдела нераскрытых дел.

– Ясно.

– Вам принадлежит одна из хижин рядом с тем местом, где в последний раз видели девочек?

– Да, и я бы отдал свою левую ногу, чтобы вернуться в прошлое и продать эту хижину в ту же секунду, как я ее унаследовал. До того, как все произошло. – Он вновь надел очки. – Изначально это был охотничий домик моего отца. Я охоту не любил, но иногда ходил туда с ним, когда был подростком, и хижина напоминала мне о том, как мы вместе проводили время, так что я оставил ее себе.

– И она по-прежнему ваша?

– Да. Или, я бы сказал, она находится в доверительном управлении. Когда нас с женой не станет, она перейдет нашим детям.

– Где вы были двадцать третьего июля восьмидесятого года?

Его рот скривился, и я поняла это как выражение сочувствия.

– Мы с женой были в Дулуте. Ей там вручали награду. В газете есть наши фото в тот день и вечер.

– Ночь вы тоже провели там?

– Да. На завтрак отправились в Канал-парк.

Надо, подумала я, сказать Кайлу, чтобы проверил эти детали.

– Вы когда-нибудь посещали свингерские вечеринки Кайндов?

Он выпрямился, его щеки покраснели.

– Что, простите?

– Один из свидетелей мне сообщил, что в доме Кайндов проходили вечеринки для взрослых. Вы когда-нибудь их посещали?

Он издал какой-то странный звук, и я не сразу поняла, что он смеется.

– Иногда. Ничего вопиющего там, честно говоря, не было. По большей части просто обнимались по углам. И клянусь вам, что все происходило только между взрослыми и по обоюдному согласию.

Я наклонила голову.

– А ребенок в это время был дома?

– Нет, конечно, – твердо ответил он. – Готов поклясться моей практикой, что в присутствии Эмбер ничего неуместного не происходило. Тереза и Чарльз любили свою девочку. Они были хорошими родителями. Замечательными родителями. Пока мы веселились, малышка была у няни.

Он смотрел мне в глаза, но я поверила бы ему и так. Если бы он хотел мне соврать, он сказал бы, что ничего не помнит о вечеринках.

– Можно мне заглянуть в вашу хижину?

Он сжал пальцы.

– Конечно. Ключ лежит в дупле дуба у западной стороны здания. Оно где-то на высоте вашего плеча. Суньте руку и сразу же его нащупаете.

– Это не опасно – оставлять там ключ?

– Какая разница? Красть там все равно нечего. Сто лет туда не ходил.

Помявшись, я все-таки решилась задать следующий вопрос. В кабинете врача, в резком свете он прозвучал очень глупо:

– Вы когда-нибудь слышали о том, что в этом лесу обитают призраки индейского кладбища или человек-резинка?

– Человек-резинка? – Он произнес эти слова нарочито медленно, будто желая ощутить их абсурдность со всех сторон.

– Именно, – подтвердила я.

– Боюсь, я не смогу вам помочь, – сказал он.

Что ж, попробовать все равно стоило. Все мифы берут начало откуда-нибудь, и я не понаслышке знала, что чудовища реальны.

– Можно задать вам вопрос, не относящийся к делу? Что такое болезнь Лу Герига?

– Боковой амиотрофический склероз. – Казалось, он был рад, что разговор перешел на близкую ему тему. – БАС.

– Вы много о ней знаете?

– Я врач. По сути, ваши нервы перестают слушать мозг, а это значит, что ваши мышцы перестают работать. Ваши руки. Ваши ноги. Ваши легкие. Вы сохраняете умственные способности, можете видеть и слышать, но теряете способность двигаться и дышать. Это невероятно жестокая болезнь. Как будто вас медленно хоронят заживо в собственном теле.

Мне стало холодно и нестерпимо захотелось оказаться где-нибудь еще.

– Спасибо, – ответила я, поднялась и указала на плакат в рамке с изображением анатомии болезней сердца. – Каково это?

Он удивленно поднял брови.