Ребята из Бюро были против меня. Так же, как и из полиции Миннеаполиса.
Я потерла переносицу. Все мои кости ломило, желудок будто разъедала кислота.
– Кажется, ты сделала ставку не на того парня, детка, – иронично произнес Комсток.
Он не знал, что Барт называл меня деткой. Хотя, может быть, и знал.
– Кажется, даю – Я старалась сохранять самообладание. Не могла же я сказать Комстоку, что его удар попал точно в цель. – Отпустите его.
– Уже отпустили.
Довольное кудахтанье Комстока было последним, что я услышала, прежде чем положить трубку.
Глава 42
Мари Роден стояла возле первой двери подвала. Я видела ее ярко-красные ногти миндалевидной формы. Видела, как она вставляет ключ в замок. Как открывает дверь.
Я не смогла бы отвести взгляд, даже если бы это стоило мне спасения души. Меня тянуло к тому, что было внутри, к лодыжке в кандалах, болезненно тонкой. К девочке, той самой, что была в приюте с Роден, – в грязном нижнем белье и футболке с надписью «VeggieTales», которая лежала, закрыв глаза, нервно дергающиеся под веками. То ли ей снился кошмар, то ли она лишь делала вид, что спит.
– Вижу, сегодня ты вела себя очень плохо, – сказала сенатор.
Я пыталась крикнуть, но меня отшвырнуло прочь из комнаты, через коридор и парадную дверь с такой силой, будто за моей спиной дернули гигантскую пружину. Но не успела я выдохнуть, как услышала сдавленный плач младенца. Я снова оказалась в другом доме: половицу убрали, и открылась зияющая дыра. Но теперь ребенок не мог кричать, потому что его рот был плотно заклеен серебристой изолентой. Осознав это, я проснулась и инстинктивно схватила пистолет с тумбочки.
Я была в своей постели. В своей квартире. И все же мое сердце колотилось так сильно, что меня тошнило. Перетаскивание из одной кошмарной сцены в другую было невыносимо. Я не знала, сон это или осознанное видение, но я больше не могла этого терпеть. Не могла, и все.
Я выбралась из кровати, натянула джинсы и футболку поверх спортивного белья, в котором спала, расстегнула кобуру. Я сунула пистолет внутрь, бейдж оставила на месте. Схватила телефон и ключи, провела пальцами по волосам и вышла на улицу. Прохладный ночной воздух должен был привести меня в чувства, но мне этого не хотелось.
Девочка, прикованная к кровати. Ее ноги, покрытые следами ожогов, синяки под задранной рубашкой.
Некому было ей помочь. Я села в машину и поехала к дому сенатора.
Я все знала.
А если я знала, я не могла не действовать.
Так было и с теми тремя мужчинами: видения довели меня до грани. Без Барта, который помог бы мне выстроить против них дело, мне пришлось действовать в одиночку. Нужно ли мне остановить сенатора, чтобы спасти этих детей?
Конечно, я была слишком расшатана этим делом, скотством Комстока, воспоминаниями о ферме, депривацией сна с тех пор, как мы обнаружили тело Эмбер Кайнд. С той же ясностью, с которой я осознала этот факт, я поняла, что теперь я в состоянии взять себя в руки. Что сейчас я сильнее, чем спустя несколько недель после смерти Барта. Я справлюсь. Я одолею эти видения.
Но отвратительные кошмары жили в моей голове, и все, что я могла сделать, чтобы от них избавиться, – остановить чудовищ, которые их творили.
Сидя в своей «Тойоте» в трех домах от особняка Роден, я понимала, что едва дышу, что все мои чувства на пределе. Я припарковалась как можно дальше от уличных фонарей, но так, чтобы дом при этом был виден. Глядя на него, я чувствовала себя все хуже и хуже.
Что происходило в том доме? Мучила ли Роден своих детей? Я могла бы разбить окно, ворваться в подвал, к тем трем дверям из моего видения. Я успела бы все сделать до того, как сенатор доберется до телефона. Если бы я обнаружила, что ее муж или дети в опасности, я придумала бы, что делать дальше. Если же оказалось бы, что с ними все в порядке, а мне просто снились кошмары, я перестала бы верить снам.
Я провалила допрос Кайнда. Я больше не доверяла Кайлу и Гарри. Мои нервные волокна, острые как бритвы, терлись о сухожилия, и я жаждала отдыха.
Я открыла дверцу машины, и ее внутренний свет прорезал тревожной яркостью темную ночь. Выйдя, я быстро ее закрыла и выругала себя за невнимательность – в нормальных обстоятельствах я никогда не забывала выключать свет. Я шла по тротуару мягко, как кошка. Таблички возле дома сенатора говорили мне, что здесь установлена система безопасности.
Это не имело значения, если я быстро двигалась.
Я легко ступала по траве, капли ртутной росы, словно крошечные фонарики, отражали ближайший уличный фонарь. Мне вспомнилась история, которую рассказала нам профессор Макферсон, о том, как убийцу удалось выследить, потому что в росе не осталось следов. Но я не преступница, напомнила я себе. Я агент правоохранительных органов. Или, может быть, все это по-прежнему мне снится?
Я скользнула к дому и оказалась зажатой между колючими кустами и окном с двойным остеклением. Прижалась лицом к стеклу, руки вытянула по швам и заглянула внутрь.