В Лаймкилнсе зашли мы в небольшую харчевню, которую без труда узнали по вывеске, и купили у миловидной прислужницы хлеб и немного сыра. Завернув их в узелок, мы вышли на улицу, намереваясь подкрепиться на берегу в густых зарослях, до которых было минут пятнадцать хода. По дороге я все смотрел на воду и вздыхал, вероятно, так тяжко, что Алан погрузился в раздумье и вскоре остановился.
- Как тебе приглянулась та девушка? - сказал он, постукивая пальцем по узелку с провизией.
- Довольно мила, что и говорить.
- Ты так находишь? Браво, Дэвид. Это прекрасно.
- Что же тут прекрасного? Не понимаю. Нам-то от этого какой прок?
- Э, нет, не скажи,- с лукавым видом отвечал Алан.- Я питаю надежду, что она поможет достать нам лодку.
- Может быть, и помогла бы, если б я ей хоть сколько-нибудь нравился.
- Кто знает, быть может, быть может… Видишь ли, мне вовсе не нужно, чтобы она влюблялась в тебя. Довольно будет того, чтобы она тебя пожалела, а для этого вовсе не обязательно, чтобы она принимала тебя за красавца. Ну-ка, позволь, я на тебя взгляну.- И он пытливо осмотрел меня с головы до ног.- Да-а, щеки надо бы побледнее, а впрочем, сгодишься и так. У меня есть один замысел, где тебе уготована главная роль. Да-a, хорош. У тебя вид отпетого висельника, этакого оборванца, каторжника. Можно подумать, что ты стянул кафтан с огородного пугала. А ну, друг любезный, кругом марш и живо в харчевню за лодкой.
Я со смехом последовал за ним.
- Дэвид Бальфур, ты большой забавник,- говорил по дороге Алан.- И твоя роль, уж конечно, покажется тебе забавной. Но если ты хоть немного дорожишь моей головой, не говоря уже о своей, ты должен подойти к этому делу со всей серьезностью и ответственностью. Я намерен устроить небольшое представление, от которого будет зависеть наша судьба. Пожалуйста, не забывай об этом и веди себя подобающим образом.
- Хорошо, хорошо, поступай, как хочешь.
Как только вошли мы в селение, Алан заставил меня принять позу обессиленного путника, повисшего у него на руке. Когда он толкнул дверь харчевни и мы переступили порог, казалось, он вносит меня на руках. Служанка удивилась нашему скорому возвращению, но Алан не почел нужным давать какие-либо объяснения. Он усадил меня на стул, спросил рюмку коньяку и дал мне выпить ее глотками. Затем, разломив бутерброд, он с заботливостью няньки поднес его к моему рту, с таким трогательным видом, что он разжалобил бы и судью. Немудрено, что девушку тронуло это зрелище. Она подошла поближе и, прислонясь к столу, какое-то время глядела на нас молча.
- Что с ним? Ему плохо? - наконец проговорила она.
К моему удивлению, Алан сделал вдруг яростное лицо.
- Что с ним, спрашиваешь?! - вскричал он, оборачиваясь.- Он прошел не одну сотню миль - столько, сколько у него и волос на подбородке не наберется. Вместо того, чтобы спать в теплой постели, отсыпается в сыром вереске! Плохо, по-твоему? Еще как плохо! - И, отвернувшись от нее с сердитым видом, он принялся что-то ворчать себе под нос.
- Больно уж он молод,- в сомнении проговорила девушка.
- Ну и что, что молод,- проворчал Алан, не оборачивая головы.
- Уходить ему надо. Ехать, пока не поздно.
- Ехать?! А где я возьму для него лошадь? - воскликнул Алан, вновь обращая к ней разъяренное лицо.- Что, по-твоему, мне ее красть? Красть прикажешь?!
Я подумал, что от такой грубости девушка обидится и уйдет. Она и в самом деле сразу притихла и какое-то время не говорила ни слова. Но Алан прекрасно знал, что он делает. Каким бы простодушным он подчас ни был, в подобных делах он, несомненно, знал толк.
- А, поняла. Так вы, стало быть, из благородных? - произнесла наконец девушка.
- Ну положим, из благородных,- отвечал Алан несколько смягченным тоном: я думаю, он смутился после такого простодушного замечания.- Ты когда-нибудь слышала, чтобы благородные люди имели при себе деньги?
Девушка вздохнула с таким выражением, будто была знатной дамой, которую недавно лишили наследства.
- Да, это уж вы верно заметили,- сказала она.
Между тем отведенная мне жалкая роль начала меня раздражать. До сих пор я молчал от стыда и едва сдерживал смех, но при этих словах я попросил Алана оставить меня в покое, уверив, что мне уже гораздо легче. Голос мой дрожал и срывался, и неудивительно: мне всегда была ненавистна ложь. Но моя застенчивость лишь придала нашей игре правдоподобие. Хрипоту в моем голосе девушка, вероятно, приписала болезни и сильной усталости.
- А что, у него нет родственников? - спросила она, чуть не плача.
- Как же, сколько угодно! - воскликнул Алан.- Нам бы только до них добраться. Знатные родственники-покровители, постель, приличная пища и доктора - все это там. А вот, поди-ка, приходится мокнуть в лужах, спать в вереске, точно нищим.
- Так в чем же дело? - удивилась девушка.
- Так просто и не скажешь, милая моя, лучше об этом помалкивать. Я тебе напою одну песенку, а ты догадайся сама, что к чему.
И, перегнув свой стан, он вполголоса, но с удивительной выразительностью просвистал первые такты «Нашего славного Чарли».