Маленькая деревушка Джиллан расположена на дальнем конце мыса; жители Дирлтона работают вдали от моря, на полях, а рыбаки Северного Бервика выходят на ловлю из своей гавани; словом, на всем побережье вряд ли найдется столь безлюдное место, как это. Но, помнится, когда мы, озираясь по сторонам и слыша громкий стук своих сердец, ползли на животе среди бесчисленных бугров и впадин, то здесь так ослепительно сияло солнце и сверкало море, так шелестели под ветром травы, так быстро юркали в норы кролики и взлетали чайки, что мне казалось, будто в этой пустыне царит кипучее оживление. Бесспорно, место для тайного отплытия было бы выбрано превосходно, если бы только оно оставалось тайным; даже сейчас, когда тайна была выдана и за берегом следили, нам все же удалось незаметно подползти к дюнам, спускавшимся прямо к морю.
Но тут Алан остановился.
– Дэви, – сказал он, – здесь нам не пройти. Пока мы лежим, мы в безопасности, да только ни корабль, ни берег
Франции от этого не станут ближе. А если мы встанем и начнем подавать знаки бригу, то неизвестно, чем это кончится. Где сейчас твои джентльмены, как ты думаешь?
– Может, они еще не пришли, – сказал я. – А если они и здесь, то у нас все-таки есть одно преимущество. Они ждут нас, чтобы схватить, это правда. Но ведь они ждут, что мы придем с востока, а мы явились с запада.
– Да, – ответил Алан. – Вот если бы нас было больше да завязался бы бой, тогда они остались бы с носом. Но нас только двое, Дэвид, и положение наше мало радует Алана
Брека. Не знаю, что делать.
– Время идет, Алан, – напомнил я.
– Я это знаю, – ответил Алан, – и больше ничего не знаю, как говорят французы. Просто хоть гадай – орел или решка. Если бы только знать, где они, твои джентльмены!
– Алан, – сказал я, – это на тебя непохоже. Надо решать сейчас или никогда.
«Не мне, не мне, сказал он»… – пропел Алан и сделал забавную гримасу, в которой сочетались и смущение и озорство.
Внезапно он встал во весь рост и, подняв правую руку с развевающимся платком, стал спускаться к берегу. Я тоже встал и пошел сзади, внимательно разглядывая песчаные холмы на востоке. Сначала его появление осталось незамеченным: Скаугел не ждал его так рано, а «мои джентльмены» высматривали нас с другой стороны. Затем на палубе «Репейника» началось движение; очевидно, там было все наготове, ибо не прошло и секунды, как с кормы спустили шлюпку, которая быстро поплыла к берегу.
Почти тотчас же в стороне Джилланского мыса, примерно в полумиле от нас, на песчаном холме, поднялся человек и взмахнул руками, и, хотя он сразу же исчез, в той стороне еще с минуту беспокойно метались чайки.
Алан, глядевший на корабль и на шлюпку, ничего не заметил.
– Будь что будет! – воскликнул он, когда я сказал ему об этом. – Быстрей бы они гребли на этой шлюпке, не то пройдется топор по моей шее!
Здесь вдоль берега тянулась длинная плоская отмель, во время отлива очень удобная для ходьбы; по ней в море стекал маленький ручеек, а песчаные холмы высились над нею, как крепостной вал. Мы не могли видеть, что происходит по ту сторону холмов, и нетерпение наше не могло ускорить приближение шлюпки: время словно остановилось, и ожидание казалось мучительно долгим.
– Хотел бы я знать, какой приказ получили эти джентльмены. Мы с тобой вместе стоим четыреста фунтов; что, если они начнут стрелять в нас из ружей, Дэви? С этого длинного песчаного вала очень удобно стрелять.
– Этого не может быть, – сказал я. – Прежде всего у них нет ружей. Все делается секретно; возможно, у них есть пистолеты, но никоим образом не ружья.
– Надеюсь, что ты прав, – произнес Алан. – И все равно
– скорей бы подошла эта лодка!
Он щелкнул пальцами и свистнул, подзывая лодку, как собаку.
До берега ей оставалось приблизительно треть пути, мы уже подошли к самой воде, и мне в башмаки набился сырой песок. Теперь нужно было набраться терпения, всматриваться в медленно приближающуюся лодку и поменьше оглядываться на длинную непроницаемую гряду песчаных холмов, над которыми мелькали чайки и за которыми, несомненно, расположились наши враги.
– В таком славном, солнечном, прохладном месте обидно получить пулю в лоб, – вдруг сказал Алан, – и я завидую твоему мужеству, дружище.
– Алан! – воскликнул я. – Подумай, что ты говоришь!
Да ты храбрейший человек на свете, ты само мужество, я берусь это доказать кому угодно!
– И ты бы очень ошибся, – сказал он. – Я опытнее и дальновиднее тебя, только и всего. А если говорить о спокойном, твердом, стойком мужестве, то я тебе и в подметки не гожусь. Вот я стою и думаю только о том, как бы удрать; а ты, насколько я понимаю, подумываешь, не остаться ли здесь. Ты полагаешь, я был бы способен так поступить, если б и захотел? Никогда! Во-первых, я бы не решился, у меня не хватило бы мужества; во-вторых, я человек настолько прозорливый, что уже видел бы себя под судом.