Похищенный. Катриона

– Не потому, что Франция хуже, – объяснил он, – а просто она совсем другая. Там, пожалуй, еще красивее, чем здесь, но все-таки это не Шотландия. Когда я во Франции, мне там очень нравится, и все же я тоскую по шотландскому дерну и торфяному дыму.

– Если дело только в дыме, то это еще не беда, – заметил я.

– Конечно, грех жаловаться, когда я только что вылез из того проклятого стога, – сказал он.

– Тебе, должно быть, опостылел этот стог? – спросил я.

– Мало сказать, опостылел, – сказал он. – Я не так-то легко впадаю в уныние, но мне нужен свежий воздух и небо над головой. Я, как и старый Черный Дуглас, больше люблю пение жаворонка, чем писк мышей. А в этом стоге, Дэви, хотя я признаю, что лучшего тайника не сыскать, но там с рассвета до сумерек было темно, как в могиле. Иные дни (а может, и ночи, разве их там отличишь?) казались мне долгими, как зима.

– Как же ты узнавал час, когда идти на место встречи? –

спросил я.

– Около одиннадцати хозяин приносил мне еду, немножко бренди и огарок свечи, чтобы не есть в темноте. И я знал, что, когда поем, пора идти в лес. Там я лежал и сильно тосковал по тебе, Дэви, – сказал он, кладя руку мне на плечо, – и гадал, прошло уже два часа или нет, если только не приходил Чарли Стюарт со своими часами; а потом возвращался в свой распроклятый стог. Нет, дрянное было житье, и слава богу, что я оттуда вырвался.

– А что же ты там делал все время?

– Да все, что мог! Иногда играл в бабки. Я отлично играю в бабки, только неинтересно играть, если тобой никто не любуется. А иногда сочинял песни.

– О чем? – спросил я.

– Ну, об оленях, о вереске, – сказал Алан, – о вождях, что жили в давние времена, и вообще обо всем, о чем поется в песнях. А иной раз я воображал, что в руках у меня волынка и я играю. Я вспоминал прекрасные песни, и мне казалось, будто я играю страх как хорошо; клянусь тебе, порой я даже слышал звуки своей волынки! Но до чего я рад, что все это кончилось!

Он заставил меня снова рассказать о моих приключениях и выслушал все с начала до конца, расспрашивая о подробностях, выказывая бурное одобрение и временами восклицая, что я «на редкость храбрый, хоть и чудак».

– Значит, ты испугался Саймона Фрэзера? – однажды спросил он.

– По правде сказать, да!

– Я бы на твоем месте тоже испугался, Дэви, – сказал

Алан. – Но хоть он и негодяй, а надо по справедливости сказать, что в сражениях он вел себя очень достойно.

– Так он не трус? – спросил я.

– Трус! – хмыкнул Алан. – Да он бесстрашный, как моя шпага.

Рассказ о моей дуэли привел его в неистовство.

– Подумать только! – кричал он. – Я ведь показывал тебе этот прием в Корринэки! Три раза, три раза ты дал выбить у себя шпагу! Позор на мою голову – ведь это я тебя учил! Ну-ка, становись, вынимай шпагу, мы не сойдем с этого места, пока ты не сотрешь пятно со своей и моей чести!

– Алан, – сказал я, – тебя, должно быть, хватил солнечный удар! Ну время ли сейчас заниматься уроками фехтования!

– Ты, пожалуй, прав, – согласился он. – Но три раза выбить шпагу, Дэви! А ты стоял, как соломенное чучело, и бегал за ней, точно собачонка за платком! Дэвид, этот

Дункансби, очевидно, какой-то особенный! Должно быть,

несравненный фехтовальщик! Будь у меня время, я бы побежал назад и сразился с ним сам. Он, как видно, большой мастер!

– Глупый ты человек, – сказал я, – ты забываешь, что сражался-то он со мной.

– Это верно, – сказал он, – но три раза!

– Ты же сам знаешь, что я никудышный фехтовальщик,

– сказал я.

– Все равно, я сроду ничего подобного не слыхал!

– Обещаю тебе одно, Алан, – сказал я. – Когда мы свидимся в следующий раз, я буду фехтовать лучше. Тебя больше не опозорит друг, не умеющий биться на шпагах.

– В следующий раз! – вздохнул Алан. – Когда он будет, хотел бы я знать?

– Я подумывал об этом, Алан, – сказал я, – и у меня вот какие намерения: мне хочется стать адвокатом.

– Это такая скучища, Дэви, – возразил Алан, – и к тому же сплошное крючкотворство. Нет, тебе больше подходит королевский мундир.

– И конечно же, тогда нам будет легче всего встретиться! – воскликнул я. – Но так как ты наденешь мундир короля Людовика, а я – короля Георга, то встреча будет премиленькая!

– Пожалуй, ты прав, – согласился Алан.

– Лучше я стану адвокатом, – продолжал я, – на мой взгляд, это – самое подходящее дело для джентльмена, у которого три раза выбили шпагу. Но вот в чем соль: один из лучших колледжей, где учат на адвокатов и где учился мой родич Пилриг, – это Лейденский колледж в Голландии. Что ты на это скажешь, Алан? Не сможет ли волонтер Royal

Ecossais23 взять отпуск, перескочить через границу и навестить лейденского студента?

– Еще бы, конечно, сможет! – воскликнул он. – Видишь ли, мой полковник, граф Драммонд-Мелфорт, ко мне благоволит; а что еще важнее, один из моих родичей – подполковник шотландского полка в Голландии. Это проще простого – отпроситься, чтобы навестить подполковника

Стюарта из Халкета. А лорд Мелфорт – человек весьма ученый, он, как Цезарь, пишет книги и бесспорно будет доволен, если я поделюсь с ним своими наблюдениями.