Похищенный. Катриона

Поначалу я не видел ничего постыдного в том, чтобы сложить оружие; я только удивлялся, почему я не додумался до этого раньше, и стал размышлять, почему же во мне свершилась такая перемена. Очевидно, причина в том, что я пал духом, а это было следствием моего недавнего безрассудства, которое, в свою очередь, порождено старым, всеобщим позорным грехом – безволием. Мне тотчас же вспомнились евангельские слова: «Как сатане изгнать сатану?» Неужели же, думал я, из-за своего малодушия, из-за того, что я пошел по приятному мне пути и поддался влечению к молодой девушке, я совсем лишился самоуважения и готов погубить Алана и Джемса? И теперь должен искать выхода там, откуда я вошел? Нет, зло, причиненное себялюбием, надо исправить самоотречением; плоть, которую я ублажал, должна быть распята на кресте. Я мысленно искал такой образ действий, который был бы мне наименее приятен: очевидно, я должен уйти из леса, не дождавшись Алана, и продолжить свой путь в одиночестве, во тьме, среди невзгод и опасностей, уготованных мне судьбой.

Я описываю свои размышления столь подробно потому, что они, как мне кажется, могут быть полезными и послужить уроком для молодых людей. Но говорят, и в том, чтобы сажать капусту, есть своя истина, и даже в нравственности и вере находится место здравому смыслу.

Близился час прихода Алана, и луна уже зашла. Если я уйду и шпионы в темноте меня не заметят (не мог же я свистнуть им, чтобы они следовали за мной!), то по ошибке они могут накинуться на Алана. А если я останусь, то хотя бы сумею его предостеречь и, быть может, этим спасу. Потворствуя своим желаниям, я рисковал жизнью других людей; навлекать на них опасность снова, и на этот раз во имя искупления, вряд ли было бы разумно. И я, привстав было, опять опустился на землю, но теперь я был настроен по-иному: я одинаково удивлялся приступу малодушия и радовался охватившему меня спокойствию.

Вскоре я услышал треск сучьев. Низко наклонившись к земле, я просвистел две-три нотки из песни Алана; он ответил таким же осторожным свистом, и немного погодя мы с Аланом натолкнулись друг на друга в темноте.

– Неужели это ты наконец, Дэви? – прошептал он.

– Я самый, – ответил я.

– Боже, как мне хотелось тебя видеть! – сказал он. –

Время тянулось бесконечно. Я целые дни просиживал в стоге сена, где нельзя было разглядеть даже собственных пальцев, а потом два часа ждал тебя здесь, а ты все не шел!

Ей-богу, ты не слишком торопился – ведь я отплываю завтра утром. Что я говорю, не завтра, а сегодня!

– Да, Алан, дружище, конечно, сегодня, – сказал я. –

Уже первый час, и ты отплываешь сегодня. Долгий тебе путь предстоит!

– Но сначала мы всласть наговоримся, – сказал Алан.

– Конечно, – ответил я, – и у меня есть что порассказать!

И я рассказал все, что ему надлежало знать, правда, довольно сбивчиво, но в конце концов Алан понял все. Он слушал меня, почти не задавая вопросов, иногда от души смеялся, и его смех, особенно в этой темноте, где мы не видели друг друга, удивительно согревал мне сердце.

– А ты, Дэви, все-таки на редкость странный малый, –

сказал он, когда я кончил, – чудак да и только, не дай бог столкнуться с такими, как ты! А насчет того, что ты рассказал, – ну, Престонгрэндж тоже виг, как и ты, и я о нем распространяться не стану, но, ей-богу, он был бы тебе лучшим другом, если б только ты мог ему доверять. Но

Саймон Фрэзер и Джемс Мор одной породы со мной, и я вправе говорить о них, что думаю. Все Фрэзеры пошли от черного дьявола, это каждый знает, а от Макгрегоров меня мутит с тех пор, как я научился стоять на ногах. Помню, одному я расквасил нос, когда еще ходить как следует не умел, я его толкнул и шмякнулся ему на спину. Отец тогда очень этим гордился, упокой, господи, его душу, да и было чем. Спору нет, Робин волынщик, каких мало, – прибавил он, – но Джемс Мор пусть идет к черту в зубы!

– Нам надо подумать вот о чем, – сказал я. – Прав был

Чарлз Стюарт или нет? Им нужен только я или мы оба?

– А ты как полагаешь, ты ведь теперь человек опытный?

– спросил Алан.

– Не могу понять, – сказал я.

– И я тоже, – признался Алан. – Ты думаешь, эта девушка сдержала слово?

– Конечно.

– Ну, кто ее знает, – сказал Алан. – Впрочем, что теперь говорить: этот рыжий давно уже вместе с остальными.

– А много ли их, как по-твоему? – спросил я.

– Смотря какие у них намерения, – ответил Алан. – Если они ловят одного тебя, наверно, пошлют двух-трех проворных молодцов, а если они решат, что не худо прихватить и меня, тогда человек десять – двенадцать.

Я невольно прыснул со смеху.

– И думается мне, ты собственными глазами увидишь, как они побегут от меня, будь их даже вдвое больше! –

воскликнул Алан.

– Увидеть не придется, – сказал я, – на этот раз я от них отделался.