Здесь, впрочем, заслуга достойного моего родича и друга моего батюшки, Джемса из рода Гленов, иначе говоря, Джемса Стюарта, кровного брата Ардшила. Это он собирает деньги и все устраивает.
Так впервые я услышал имя того самого Джемса Стюарта, который потом снискал себе столь громкую известность в дни, когда пошел на виселицу. Но в ту минуту я пропустил это имя мимо ушей, всецело поглощенный мыслью о великодушии бедных горцев.
– Какое благородство! – вскричал я. – Пускай я виг или вроде того, но я заявляю, что это благородно.
– Да, – отозвался Алан. – Ты виг, но ты джентльмен, и потому ты понимаешь. Вот будь ты родом из проклятого племени Кемпбеллов, ты, заслышав такое, зубами бы заскрипел. Будь ты Рыжей Лисой… – При этом имени Алан осекся и стиснул зубы. Много зловещих лиц довелось мне видеть в жизни, но ни одно не дышало такой злобой, как лицо Алана, когда он вспомнил о Рыжей Лисе.
Я слегка оробел, но любопытство пересилило.
– А кто это – Рыжая Лиса? – спросил я.
– Кто? – вскричал Алан. – Хорошо, я тебе скажу. Когда воины шотландских кланов были повержены под Куллоденом и правое дело было растоптано, а кони бродили по бабки в лучшей крови Севера, Ардшил, точно затравленный олень, вынужден был бежать в горы – бежать вместе с супругой и детьми. Тяжко нам пришлось, пока не погрузили их на корабль; а когда он еще укрывался в лесах, подлецы-англичане, не сумев лишить его жизни, лишили нашего вождя его исконных прав. Они отняли у него власть, отняли земли, вырвали шпаги из рук его собратьев по клану, носивших оружие тридцать столетий, – сорвали с них даже одежду, так что теперь и плед надеть почитается преступлением и тебя могут бросить в темницу за то лишь, что на тебе шотландская юбка. Одно только истребить им было не под силу: любовь клана к своему вождю. Свидетельство тому – эти гинеи. И вот тут на сцену выходит новое лицо: Кемпбелл, рыжий Колин из Гленура…
– Это которого вы зовете Рыжей Лисой? – спросил я.
– Эх, принес бы мне кто хвост этой лисицы! – свирепо выкрикнул Алан.
– Да, тот самый. Он вступает в игру, получает у короля
Георга бумагу на должность так называемого королевского управляющего в Эпине. Поначалу он тише воды и ниже травы, с Шеймусом – то есть Джемсом Гленом, доверенным моего вождя – чуть не обнимался. Потом мало-помалу до него доходит то, о чем я сейчас тебе рассказал: что эпинские бедняки, простые фермеры, арендаторы, лучники выжимают из себя все до последнего, лишь бы собрать вторую ренту и отправить за море Ардшилу и несчастным его детям. Как ты это назвал?
– Назвал благородством, Алан.
– И это ты, который немногим лучше вига – вскричал
Алан. – Но когда это дошло до Колина Роя, черная кемпбелловская кровь бросилась ему в голову. Скрежеща зубами, сидел он за пиршественным столом. Как! Чтобы
Стюарту перепал кусок хлеба, а он не мог помешать? Ну, рыжая тварь, попадись ты мне на мушку, да поможет тогда тебе бог! (Алан помолчал, силясь совладать со своим гневом.) Итак, Дэвид, что же он, по-твоему, делает? Он объявляет, что все фермы сдаются в аренду. А сам, в глубине своей черной души, прикидывает: «Мигом водворю новых арендаторов, которые забьют на торгах всех этих Стюартов, Макколов да Макробов – это все из нашего клана имена, Дэвид, – и тогда, думает, волей-неволей придется
Ардшилу ходить с сумой по французским дорогам».
– Ну, – сказал я, – а дальше?
Алан отложил давно уже погасшую трубку и уперся ладонями в колени.
– Дальше? – сказал он. – Ни за что не угадаешь! Дальше эти самые Стюарты, Макколы и Макробы, которым и так уже приходилось платить две ренты: одну, по принуждению, – королю Георгу, другую, по природной доброте своей, – Ардшилу, предложили Рыжему такую цену, какой не давал ни один Кемпбелл во всей Шотландии. А уж он куда только не посылал за ними, от устья Клайда и до самого Эдинбурга, выискивать, уламывать, улещать: явитесь, мол, сделайте милость, чтобы уморить голодом Стюарта на потеху рыжему псу Кемпбеллу!
– Да, Алан, – сказал я. – Это удивительная и прекрасная история. Я, может быть, и виг, но я рад, что этот человек был сокрушен.
– Сокрушен? – эхом подхватил Алан. – Это он-то?
Плохо же ты знаешь Кемпбеллов и еще хуже – Рыжую
Лису. Не было этого и не будет, пока склоны гор не окрасятся его кровью. Но пускай только выдастся денек, друг
Дэвид, когда у меня будет время поохотиться на досуге, и тогда всего вереска Шотландии не хватит, чтобы укрыть его от моей мести!
– Друг Алан, – сказал я, – к чему столько гневливых слов? И смысла не слишком много, и не очень это по-христиански. Тому, кого вы зовете Лисой, они не причинят вреда, вам же не принесут никакой пользы. Просто расскажите мне все по порядку. Что он сделал потом?
– Уместное замечание, Дэвид, – сказал Алан. – Что правда, то правда: ему от слов вреда не будет, и это очень жаль! И, не считая этого твоего «не по-христиански» – на сей счет я совсем другого мнения, иначе бы и христианином не был, – я совершенно с тобой согласен.
– Мнение – не мнение, а что христианская религия воспрещает месть, это известно.