– А ну-ка, – говорил он, – видишь, и лужа подвернулась, прыгай, мой маленький виг! Ты ведь у нас прыгун отменный! – И все в подобном духе, да с глумливыми ужимками и язвительным голосом.
Я знал, что это моих же рук дело; но мне даже повиниться было невмоготу: я чувствовал, что мне уже недалеко тащиться: очень скоро останется только лечь и околеть на этих волглых горах, как овце или лисице, и забелеются здесь мои косточки, словно кости дикого зверя.
Кажется, я начинал бредить; может, поэтому подобный конец стал представляться мне желанным, я упивался мыслью, что сгину одинокий в этой пустыне и только дикие орлы будут кружить надо мною в мои последние мгновения. Вот тогда Алан раскается, думал я, вспомнит, скольким он мне обязан, а меня уже не будет в живых, и воспоминания станут для него мукой. Так шел я и, как несмышленый хворый и злой мальчишка, пестовал старые обиды на ближнего своего, тогда как мне больше бы пристало на коленях взывать к всевышнему о милосердии. При каждой новой колкости Алана я мысленно потирал себе руки. «Ага, – думал я, – погоди. Я тебе готовлю ответ похлестче; возьму лягу и умру, то-то будет тебе оплеуха! Да, вот это месть! Горько же ты пожалеешь, что был неблагодарен и жесток!»
А между тем мне становилось все хуже. Один раз я даже упал, просто ноги подломились, и Алан на мгновение насторожился; но я так проворно встал и так бодро тронулся дальше, что вскоре он забыл об этом случае. Я то горел, как в огне, то стучал зубами от озноба. Колотье в боку становилось невозможно терпеть. Под конец я понял, что дальше плестись не в силах, и вдруг меня обуяло желание выложить Алану все начистоту, дать волю гневу и единым духом покончить все счеты с жизнью. Он как раз обозвал меня «виг». Я остановился.
– Мистер Стюарт, – проговорил я, и голос мой дрожал, как натянутая струна, – вы меня старше, и вам бы следовало знать, как себя вести. Ужель вы ничего умнее и забавней не нашли, чем колоть мне глаза моими политическими убеждениями? Я полагал, что, когда люди расходятся во взглядах, долг джентльмена вести себя учтиво; кабы не так, будьте уверены, я вас сумел бы уязвить побольнее, чем вы меня.
Алан стоял передо мною, шляпа набекрень, руки в карманах, чуть склонив голову набок. При свете звезд мне видно было, как он слушает с коварной усмешкой, а когда я договорил, он принялся насвистывать якобитскую песенку.
Ее сочинили в насмешку над генералом Коупом, когда он был разбит при Престонпансе.
И тут я сообразил, что сам Алан бился в день сражения на стороне короля.
– Что это вам, мистер Стюарт, вздумалось выбрать именно эту песенку? – сказал я. – Уж не для того ли, чтоб напомнить, что вы были биты и теми и этими?
Свист оборвался у Алана на устах.
– Дэвид! – вымолвил он.
– Но таким замашкам пора положить конец, – продолжал я, – и я позабочусь, чтобы отныне вы о моем короле и моих добрых друзьях Кемпбеллах говорили вежливо.
– Я – Стюарт… – начал было Алан.
– Да-да, знаю, – перебил я, – и носите имя королей. Не забывайте, однако, что я в горах перевидал немало таких, кто его носит, и могу сказать о них только одно: им очень не грех было бы помыться.
– Ты понимаешь, что это оскорбление? – совсем тихо сказал Алан.
– Сожалею, если так, – сказал я, – потому что я еще не кончил; и коли вам присказка не по вкусу, так и сказка будет не по душе. Вас травили в поле взрослые, невелика ж вам радость отыграться на мальчишке. Вас били Кемпбеллы, били и виги, вы только стрекача задавали, как заяц.
Вам приличествует о них отзываться почтительно.
Алан стоял как вкопанный, полы плаща его развевались за ним на ветру.
– Жаль, – наконец сказал он. – Но бывают вещи, которые спустить нельзя.
– Вас и не просят ничего спускать, – сказал я. – Извольте, я к вашим услугам.
– К услугам? – переспросил он.
– Да-да, я к вашим услугам. Я не пустозвон и не бахвал, как кое-кто. Обороняйтесь, сударь! – и, выхватив шпагу, я изготовился к бою, как Алан сам меня учил.
– Дэвид! – вскричал он. – Да ты в своем уме? Я не могу скрестить с тобою шпагу. Это же чистое убийство!
– Раньше надо было думать, когда вы меня оскорбляли,
– сказал я.
– И то правда! – воскликнул Алан и, ухватясь рукой за подбородок, на миг застыл в тягостной растерянности. –
Истинная правда, – сказал он и обнажил шпагу. Но я еще не успел коснуться ее своею, как он отшвырнул оружие и бросился наземь. – Нет-нет, – повторял он, – нет-нет. Я не могу…