Сенатор подался вперед, опустил руки на стол. Сложил их домиком над россыпью шестеренок. Я бы его даже пожалел, если б не знал, что этот кусок дерьма отправил на смерть невинных людей.
– Ну, вы пока подумайте, – участливо предложил я, – и главное, помните: у вас есть все основания согласиться. А для отказа нет ни одного. Вот, возьмите. – Я положил перед ним небольшой коммуникатор Бенни, который Индиго слегка усовершенствовал. – Свяжетесь со мной, когда поймете, что выбора у вас нет. Обещаю, я даже не буду вставлять вам в голову никакую дрянь.
А потом я просто встал и ушел, оставив сенатора обдумывать мое предложение над останками шикарных старинных часов.
«Гадюка» никуда не делась с открытой, залитой солнцем бетонной площадки на задворках космопорта, куда я ее посадил. Что говорить, я отлично умел обходить республиканские патрули, а сенатор Кетель теперь вряд ли кинется сдавать нас представителям закона. Тамара с Индиго ждали меня снаружи, у шлюза. Тамара запрокинула голову и зажмурилась от удовольствия под теплыми лучами. Индиго смотрел, как я иду к кораблю, и улыбался. Мягкой, приветливой улыбкой, беззаботной, как ночной ветерок. В повседневной одежде его легко было принять за человека, тем более издали.
– Получилось? – спросил он, когда я подошел.
– Точно по плану, – кивнул я. Тамара повернула голову, ухмыльнулась и снова подставила солнцу лицо. – Ну что, куда теперь? Из города, наверное, надо таки убраться. Мало ли, вдруг он все же что-нибудь выкинет.
– Мне все равно куда, лишь бы там можно было поесть, – отозвалась Тамара. – Кстати, Шон, там тебе пришло какое-то письмо. Оно на кийстромском, так что, я думаю, точно тебе.
– Да, оно адресовано вам, – кивнул Индиго.
В Республике жили еще выходцы с Кийстрома, но, разумеется, не из Итаки. Мы с Бенни давно нашли их и даже наладили какую-никакую связь.
– Там что-то важное?
– Я не читал.
Мы вернулись в мягкий полумрак корабля, и я сказал:
– Вы пока выбирайте пункт назначения, а я пойду гляну, что там за письмо.
Тамара махнула рукой – валяй, мол. И отправилась к кабине вслед за Индиго. Я пошел к себе в каюту.
Там действительно обнаружилось письмо для меня, и адресат был указан по-кийстромски. Я уселся перед экраном на случай, если оно окажется длинным, открыл вложение и стал читать:
Благодарности
На моем столе лежит записка: «Спасибо Дженни за червей».
Это не только благодарность моей подруге Дженни. Это благодарность мужу Дженни и другу мужа Дженни, который однажды мимоходом заметил, что пульсирующие кровью вены на тыльной стороне его руки похожи на маленьких червячков. Почему он сказал нечто странное и тревожное, история умалчивает, но сам комментарий был передан мужу Дженни, потом самой Дженни и, наконец, мне, когда подруга с решительным видом подошла ко мне на работе и сказала: «Ты должна это услышать».
Я выслушала. И теперь страдающий от гипоксии Шон сравнивает вены на тыльной стороне своей ладони с ужасными маленькими червями, потому что это восхитительно жуткое сравнение не давало мне покоя.
Один человек может написать роман, но окружающие дают ему поддержку, пространство, энергию и ужасные сравнения для вен, необходимые для его завершения. Я благодарна всем тем друзьям, которые вдохновляли меня, подбадривали, выслушивали мои стенания и стоны на протяжении нескольких месяцев подряд и чьей приятной компанией я наслаждалась как в присутствии нависшей надо мной незаконченной рукописи, так и без нее.
Особенно я благодарна моим читателям, которые являются не менее талантливыми писателями: моей маме, Саре и Корнелии. Они были со мной на каждой написанной странице рукописи, и я восхищаюсь их пометкам красной ручкой так же сильно, как и боюсь их. Я благодарна своему агенту Ханне, которая поддерживала меня на протяжении всего долгого и тяжелого процесса публикации, подбадривала меня, когда я в этом нуждалась, и ловила меня, когда я делала серьезные ошибки в своей физике (будь ты проклята, центростремительная сила). Я благодарна обоим моим редакторам, Кейт и Джиму, которые улучшали эту книгу каждый раз, когда заглядывали в нее.
И, наконец, спасибо Мишель. Ты – все для меня.