Похититель персиков

Он сорвал с липы листок и стал вертеть между пальцами. Очевидно, не знал, как продолжить разговор, или хотел его переменить. Элисавета чувствовала, что он собирается сказать что-то приготовленное заранее, и ее снова охватило волнение. Он поднял голову, поглядел на нее и нерешительно улыбнулся.

— Я причиняю вам беспокойство… не правда ли?

— Нет, отчего же…

— Я прихожу уже в третий раз. И наверное, приду еще, но не для того, чтобы попросить еды, а чтобы видеть вас.

Она почувствовала, что лицо ее залилось краской. Он продолжал неуверенным тоном, в голосе его были трепет и волнение.

— Скажите, зачем вы пришли сюда, когда увидели, что я смотрю на вас? Я целый час наблюдал, как вы шьете… Вы могли не приходить.

— Я не хотела, чтобы вас заметила служанка. И потом я думала вас попросить… не… не… подвергать себя такой опасности.

Она робко взглянула на него. Лицо его приобрело золотистый оттенок, но сквозь загар проступила бледность; глаза были полны света, узкие ноздри чуть вздрагивали. Его взгляд напугал ее. Никто никогда не смотрел на нее так пламенно, так самозабвенно, таким преданным, жаждущим и вместе с тем открытым взглядом. Ей показалось, что она в один миг узнала его, увидела всю его душу. И поняла, что отвечает на его взгляд, сама того не желая, всем своим существом, подчиняясь какому-то необъяснимому порыву, который нахлынул, точно морская волна, и повлек ее за собой. Ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы не поддаться этому головокружительному чувству.

Она отвела глаза. Дышать становилось все трудней, кровь бешено стучала в висках. Ей хотелось бежать от этих влюбленных глаз, которые гипнотизировали ее и заставляли трепетать каждую клеточку тела, хотелось спастись от их света, но она продолжала стоять и слушать.

— Мне необходимо видеть вас, — слышала она его голос, проникавший в самое сердце. — При мысли о вас мне легче дышится. Лагерь уже не кажется таким страшным, и можно жить дальше… Эти минуты возвращают мне веру в жизнь…

Он произнес на своем родном языке несколько слов, которых она не поняла, но ощутила их страстную искренность.

— Я ничего не знаю о вас, мы еле знакомы».- прервала она его.

А что обо мне знать? Я всего лишь военнопленный, я сам не знаю, кто я и что я.

Она услыхала собственный голос, спросивший:

— Вы не женаты? — и ужаснулась себе.

Он улыбнулся и показал руки с длинными пальцами, на которых не было кольца. Она смутилась.

— Я должна идти, — сказала она, оглянувшись в сторону дома. — Служанка забеспокоится и пойдет меня разыскивать.

— Останьтесь еще на минуту.

— Нельзя. У меня сегодня много дел.

Она вспомнила о платье, которое надо было дошить. Эта мысль сразу вернула ей озабоченность, в груди что-то сжалось, свет в глазах погас. «Неужели это из-за платья? — подумала она. И сама себе ответила: — Нет, платье ни при чем, тут другое… Из-за него. Завтра он придет снова…» — И она даже задохнулась от страха.

— Вы в самом деле уже уходите? — спросил он, взяв ее за руку.

— Да, так нужно. — Голос у нее был мягкий, теплый, озабоченный.

Он неожиданно сплел свои пальцы с ее, и словно электрический ток побежал от него к ней. Она почувствовала другую его руку у себя на талии и отшатнулась, чтобы избежать этой опасной ласки. Но его рука не отпускала ее. Он притянул ее к себе и, прежде чем она успела опомниться, с жадностью поцеловал трепещущими губами…

Она вырвалась из его объятий и неловко, торопливо побежала к дому, сгорая от стыда, волнения и страха. Лицо ее пылало, в голове лихорадочно роились мысли. И когда она продиралась сквозь ветви шелковицы, в ушах звучали слова, которые словно гнались за ней по пятам: «Завтра в это же время…»

7

Жизнь Элисаветы была небогата переживаниями, и в ее сознании навеки запечатлелся жаркий день, когда случилось то, чего она страшилась и вместе с тем желала. И теперь она каждый раз снова замирала от волнения, вспоминая, как отважилась тогда пойти к липе после бессонной ночи, когда она боролась с собой, лежа рядом со спящим мужем; как его храп раздражал ее и это укрепляло ее решение; как утром она решила не ходить, не поддаваться вспыхнувшему в ней чувству. «Завтра в это же время…» Не померещились ли ей эти слова? Он ли произнес их или она сама себе их шепнула? Быть может, вчерашняя встреча возникла лишь в ее воображении, а в действительности ее и не было? Она гнала от себя эти мысли, хотела даже задержать Мариолу после обеда, чтобы предотвратить всякую возможность нового свидания. Но когда служанке пришло время уходить, она ничего не сделала, чтобы ее задержать, и, словно преступник, жаждущий поскорее избавиться от нежеланного свидетеля, с притворным равнодушием смотрела вслед шагавшей по тропинке Мариоле.

Сердце буйно колотилось у нее в груди, вдруг замирая, и тогда не хватало дыхания, а у самой липы ей пришлось сесть на траву, потому что у нее подкосились ноги. Потом, когда она увидела, что пленный подходит к ней, ее охватило безумное желание убежать, запереться на все засовы. Но поздно. — Тело было покорным, безвольным, все во власти желания…