Похититель поцелуев

Мы не занимались сексом, но он лизал мне, пока я не кончала. И каждый раз, доводя меня до оргазма, Вулф всасывал в рот мои губы – те, что между ног, – и смеялся как демон. Иногда он терся о мой живот через одежду, а потом исчезал в ванной. Когда он возвращался оттуда, чтобы поцеловать меня на ночь, щеки его всегда были покрыты румянцем.

В один такой вечер Вулф спросил, может ли он кончить на меня. Я разрешила, в основном потому, что не знала, правильно ли его поняла. Он потерся о меня, а когда дошел до кульминации, выплеснул сперму мне на грудь, прямо на ночную рубашку.

Порой мне хотелось переспать с ним и показать тем самым, что я его простила. Потому что, как бы ни претило мне признаваться самой себе, я это сделала. Даже для меня это вышло неожиданно. Но иногда идея снова заняться сексом до смерти пугала. После того эпизода у меня до сих пор все ныло, и каждый раз, когда Вулф прижимался к моему телу, я вспоминала жуткую ночь, когда он вошел в меня одним резким толчком. Но потом я отбрасывала воспоминания и заставляла себя думать о хорошем.

И хотя после вечеринки в честь помолвки наши отношения немного наладились, мы по-прежнему не стали парой по-настоящему и спали в разных частях дома. Вулф сообщил, что так будет продолжаться до конца наших дней. Он ограничил свой интерес ко мне, приходя только ближе к ночи. Мы ужинали вместе и расходились в отведенные нам комнаты. А потом, через час после того, как я принимала душ и надевала сексуальную ночнушку, Вулф стучался в мою дверь, за которой я ждала его с раздвинутыми ногами, между которыми все изнывало по его прикосновениям, языку и губам.

Из-за того, чем мы занимались, я чувствовала себя запачканной. Меня учили, что секс – это способ забеременеть и удовлетворять своего мужа, а не то, чего можно так часто желать. И все же я хотела, чтобы Вулф вылизывал меня сутками напролет. Даже сейчас, когда я стала учиться и добросовестно старалась заводить новых знакомых и усваивать учебную программу, единственное, что занимало мои мысли, – это воспоминания, как он зарывался в меня носом и ртом и бубнил оскорбительные непристойности о моем теле, от которых я возбуждалась еще сильнее.

Я не стремилась заводить друзей, или изливать кому-нибудь душу, или создавать себе отдельную жизнь. Мне просто хотелось делать уроки, ходить на лекции, и чтобы Большой Злой Волк меня пожирал.

За день до свадьбы Вулф находился в своем домашнем кабинете, а я занималась садом, когда вдруг услышала звонок в дверь. Поскольку мисс Стерлинг была наверху, где читала одну из своих не вполне невинных книг (но теперь не мне ее критиковать), я сняла перчатки, поднялась и пошла в дом. Посмотрев в глазок, я увидела отца и его охранников. У меня участился пульс. Папа пришел загладить вину?

Я резко распахнула дверь и тут же отлетела в сторону, ударившись спиной, когда в дом резко вошел отец.

– Где он? – рявкнул он.

За ним плелись два охранника, и я нахмурилась. Он даже не поздоровался. После всего, что отец устроил на нашей помолвке, созвав самых аморальных людей штата, чтобы навредить репутации Вулфа, не говоря уже о том, что впутал Кристен и Анджело, он даже не удостоил меня небрежным обменом любезностями. Вот скотина.

Я закрыла за ними дверь и приосанилась. Странно, но я чувствовала себя уверенно на своей территории. У меня не было иллюзий относительно чувств Вулфа, но я знала, что он никому не позволит проявлять непочтение ко мне в моем собственном доме.

– Он тебя ожидает? – протяжно произнесла я, прикидываясь дурочкой.

На самом деле я была по горло сыта поведением отца. Мне осточертело, что он изменяет моей матери и продал дочь тому, кто предложил самую высокую цену. Мой отец был эгоистом, и это отразилось на благополучии его семьи.

Отец презрительно ухмыльнулся:

– Веди его сюда. Сию же минуту.

– Назначена у тебя встреча с сенатором Китоном или нет? – я бросила вызов своему страху и немного повысила голос.

Я – ветер. Сильный, неуловимый и вездесущий. Он не тронет меня.

Он оглядел меня с головы до пят:

– Да кто ты такая?

– Будущая жена Вулфа Китона, – ответила я с притворной послушностью. – А ты кто?

– Твой отец. Только ты, похоже, об этом забыла.

– Возможно, потому, что ты ведешь себя не как отец. – Я скрестила руки на груди, не обращая внимания на побагровевшие лица двух охранников.

Отец выглядел как пьяный, легонько покачивался, а лицо его было слишком красным даже для летней погоды.

Он с досадой отмахнулся:

– Это не я изменился, Франческа. Это ты решила учиться и заговорила о работе.

– Независимость не порок, – процедила я. – Но не потому у тебя возникли ко мне претензии. Твоя проблема в том, что я принадлежу мужчине, который хочет тебя уничтожить, и теперь ты сомневаешься в том, кому я верна.

Все тайное стало явным, и, хотя я отстаивала бы каждое сказанное мной слово, легче от этого не было. Отец шагнул ко мне, и мы оказались нос к носу. В эту минуту мы казались другими. Равными.

– А кому ты верна, mascalzone?