Похитители бриллиантов

– Ну что ж! – продолжил Александр. – Они еще не окончены. Увидишь, когда у нас появится время побездельничать, мы снова подробно поговорим о них. Ну а теперь ты и Жозеф должны рассказать мне, что было с вами и как вы попали на прииск. Только поподробней! Меня все интересует. Мы здесь отдохнем еще часок, и никто нас не потревожит. Дорогой Жозеф, поскольку вы стоите, взгляните-ка на неприятельский берег. Оттуда ничего больше не слышно. Неужели они отказались от преследования? Я бы не возражал, если бы этот поток воды, отделяющий от нас врагов, обеспечил нам безопасность.

– Все спокойно, месье Александр, – ответил Жозеф, быстрым взглядом окинув реку, катившую в невидимую даль свои желтые воды.

– Отлично. Граф, предоставляю вам слово.

– Ты услышишь рассказ о приключениях, менее странных, чем твои, и немного банальных.

– Неужели? Уже сам факт пересечения великой южноафриканской пустыни в одиночку, без провизии ничего общего не имеет с банальностью.

– Это так. Самое удивительное в моей истории, – начал Альбер де Вильрож, – это ее простота и полное отсутствие хоть каких-нибудь особенных событий или случайностей на всем огромном протяжении моего пути. Когда ты исчез, мы с Жозефом, Зугой и бушменом бросились искать тебя. Его преподобие и мастер Виль присоединились к нам, – это само собой понятно, и я должен отдать им должное: они оба вели себя чрезвычайно корректно. И вот однажды мы неслись на плоту по разбушевавшейся реке. Шел проливной дождь, и наш плот швыряло, как щепку. И тут со мной сделался приступ лихорадки. Я потерял сознание и не знаю, сколько времени болел. Очнувшись, я увидел нашего проводника и бушмена. От плота ничего не осталось. Жозеф, его преподобие и мастер Виль исчезли. А я не держался на ногах. Малейшее движение требовало невероятных усилий. Кроме того, я испытывал страшные боли, они начинались в затылке и расходились по всей спине. К физическим страданиям прибавлялась еще и тревога за вас. Так что положение было отчаянное. Мои славные чернокожие кое-как объяснили мне, что я провел в буйном бреду пять дней и пять ночей. Потом они смастерили носилки, уложили меня и понесли – в надежде, что мне помогут какие-нибудь кочевники, если только удастся повстречать их в пустыне. Вы уже, вероятно, заметили, что Зуга очень толковый и очень сердечный малый. Он ухаживал за мной самым преданнейшим образом. А в это время бушмен лечил меня методами бушменской медицины. Он построил крохотный шалашик из ветвей, плотно закрыл его широкими листьями, придав этому несложному строению форму улья, и оставил в нем боковое отверстие, через которое я мог просунуть голову. Когда все было готово, он меня раздел донага и ввел в шалашик. А там тлели сухие ветви и куски какого-то ароматного дерева и стоял густой дым. Если бы я не высунул голову, я бы сию же минуту задохнулся. Я отделался длительным копчением, в результате чего сильно пропотел – пот лил с меня прямо-таки ручьем. Едва я вышел из этой парильни, как Зуга накинул на меня мою сорочку, которую предварительно намочил в ледяной воде. Я сразу лишился чувств!

– Да этак они могли тебя просто убить!

– Именно это я и позволил себе заметить моему черному эскулапу. Но тот возразил: «Не бойся, вождь. Это прекрасное лечение: так лечился сам Дауд, когда у него была лихорадка». Мне только и оставалось, что склониться пред авторитетом Ливингстона и дать себя коптить, массировать, растирать и обливать водой. Но три дня этого варварского лечения – и я был совершенно здоров. Что еще сказать вам? Я пустился в путь, едва мне позволили силы. И я направился на север. Мои добрые спутники поддерживали меня, их преданность не ослабевала ни на минуту. К несчастью, у меня не было оружия – оно пошло ко дну, когда, вопреки усилиям гребцов, на одном из поворотов реки разбился наш плот. Но Зуга и бушмен добывали для меня пищу. Мы питались корнями, дикими ягодами, почками и даже насекомыми. А иногда удавалось раздобыть отличную ящерицу.

– Тьфу! – брезгливо воскликнул Александр.

А Вильрож возразил:

– Что бы мы ни думали и ни говорили о ящерице раньше, но она – подлинный друг человека. В этом я убедился на опыте. Затем время от времени мы закатывали себе пиры – когда находили гнездо страуса.

– Это уже лучше.

– Я тоже так думаю. Яйца страуса, правда, не такое уж тонкое лакомство, но мы до того настрадались от голода, что нам и они казались вкусными. Затем мы попали в места, более богатые дичью, и удачно охотились. Это меня и спасло. И так дни шли за днями. Мы все-таки продвигались вперед и вперед, и в один прекрасный день я услышал рев большого водопада.

Так что для меня все это громадное путешествие сводится к трем ощущениям: лихорадка, голод и изнурительная ходьба.

– И это все?

– Все.

– А твои спутники?