– Я использовал его, чтобы помочь Маршу. Он был ранен, – воскликнул Эдион.
– Что ты имеешь в виду, помочь Маршу?
– Дым, сэр. Я использовал его, чтобы вылечить Марша.
– Ты хоть когда-нибудь говоришь правду, мальчишка? – поинтересовался Грэвелл, замахнувшись гарпуном. Древко оружия ударило Эдиона по руке. Юноша вскрикнул от боли.
Марш поднялся было, но Грэвелл ударил его тыльной стороной руки, и Марш отлетел в сторону, из носа потекла кровь.
– Если ты ещё раз пошевелишься без разрешения, в следующий раз я использую гарпун. Давай обратно на колени.
Марш сплюнул на землю, одарил Грэвелла полным ненависти взглядом, но сделал как велено.
Таш шагнула вперёд.
– Ты не вернёшь дым, если покалечишь их.
– Может и нет, но хотя бы буду чувствовать себя лучше.
Грэвелл ткнул тупой стороной гарпуна в плечо Эдиона.
– Ты украл мой дым, заставил протащиться через половину страны и связаться с людьми шерифа. Мне нужна расплата. Пятьдесят кронеров за тот дым, что ты украл, и ещё пятьдесят сверху за мои беды.
– Мы заплатим тебе за дым, который мы использовали, и не копека больше, – отрезал Марш. – Двадцать пять кронеров.
Таш впервые в жизни услышала его голос. У парня был странный акцент, она никогда не слышала ничего подобного.
– И у тебя есть двадцать пять кронеров? Не то, чтобы я согласился, что их достаточно.
– Мы их раздобудем, – Марш одарил Грэвелла столь злобным взглядом, что Таш подумала, что охотник снова его ударит.
– У меня есть деньги. У меня есть деньги, – Эдион развёл руки в стороны, – не пятьдесят кронеров, но вы можете взять всё, что у меня есть. – Он порылся в карманах пальто и достал кошелёк.
Грэвелл выхватил его и высыпал содержимое на ладонь.
– Да тут даже десяти кронеров нет, – воскликнул он и покачал головой.
– Ну хорошо, хорошо, вы можете забрать и это, – сказал Эдион и вытащил из-под камзола золотую цепь. – Она стоит минимум сотню кронеров.
– Нет, – возразил Марш, – что угодно, но только не это. У Холивелла были деньги. И его ножи стоят немало. Можете забрать их. Но только не цепь.
Таш подошла и взглянула на золотую цепь. Она была прекрасна, но Таш понимала, что им не стоит её брать. Девушка вспомнила, что Эдион не снимал её даже в бане. Для него она явно стоила больше своего веса в золоте. Дым не имел для Грэвелла никакого личного значения. Это было нечестно. Она вернулась к Грэвеллу и принялась тихо шептать ему:
– Нам не нужна цепь. Мы можем продать ножи в Россарбе. Там мы получим за них хорошую цену. Это действительно хорошая сделка. Мы получим ножи, то, что осталось от украденного дыма, и новую бутылку. Тебе даже не пришлось рыть для этого яму.
– Мне нравится рыть ямы.
Таш тяжело вздохнула.
– Ну хорошо, мы можем вернуться сюда после Россарба, и ты выкопаешь самую лучшую яму на свете. Но к тому моменту мы хорошо поедим и отдохнём, благодаря деньгам, что мы выручим за весь этот дым. Потом мы сможем вернуться в Правонт, расплатиться с Флинтом и съесть столько пирогов, сколько сможем. Как по мне, отличное лето.
Грэвелл крутанул плечами.
– Я заберу и цепь, и ножи.
– Ты всегда говорил мне не жадничать.
– Я не жадничаю. Я забираю кое-что, что для него действительно ценно. Или цепь, или его яйца.
Таш закатила глаза.
– Ну, хорошо. Хорошо. Забирай цепь.
Грэвелл повернулся к Эдиону и Маршу.
– Сегодня ваш счастливый день, парни. Таш хочет, чтобы я позволил вам жить. Я забираю ножи и золотую цепь.
– Нет! – крикнул Марш, снова вскакивая на ноги. Грэвелл выхватил из снега гарпун и с такой силой ударил парня по голове древком оружия, что тот рухнул в снег без чувств.
– Иностранец умеет говорить. Жаль, что он не умеет слушать.
Таш собрала ножи людей шерифа, затем оружие Холивелла. Это казалось неправильным. Она никогда прежде не воровала у людей, а это очень напоминало воровство. Эдион всё ещё стоял на коленях. Он снял с шеи цепь и отдал её Грэвеллу, который засунул её в карман, даже не удостоив взглядом. После он повернулся к лежащему на снегу Маршу.
Не тратя зря времени, Таш с Грэвеллом отправились на запад. Шли быстро. Они оставили ребятам пони. «Скорее всего, они выживут», – убеждала себя Таш. Но она чувствовала себя неважно. Она никогда не испытывала такой неловкости за свои поступки. Она молча следовала за Грэвеллом. День уже клонился к вечеру, когда охотник повернулся к ней и сказал:
– А ты сегодня молчалива.
Таш не ответила.
Они продолжили идти дальше, но вскоре Грэвелл остановился и произнёс:
– Так, выкладывай.
Таш тоже остановилась.
– Выкладывать что?
– Тебя что-то беспокоит. Говори.
– Ты знаешь, что меня беспокоит. Нам не стоило брать золотую цепь или ножи. Ты всегда учил меня не жадничать, но то, что мы взяли их, – это самая настоящая жадность.
– Это не жадность. Мы преподали им урок.
– И заработаем заодно кучу денег. Очень удобно. Знаешь, если ты можешь быть жадным, то могу и я. Продавец пирогов в Дорнане платит больше, чем ты. Когда это закончится, я пойду работать на него.
– А торговец пирогов что, не жадный? Да он же жирный словно боров.
– Еда – это не то же самое, что золотые цепи и ножи.
Грэвелл покачал головой.