Похитители грёз

И вот, наконец, миссис Гэнси появилась в его поле зрения, словно материализовавшаяся мечта. Как и Гэнси, она была от природы красива, как мог быть красив только тот, у кого всегда были деньги. Казалось правильным, что вся эта вечеринка устраивалась в ее честь. Она была достойной королевой вечера.

— Глория, — обратилась миссис Гэнси к женщине. — Мне нравится это ожерелье. Ты, конечно, помнишь моего сына, Дика?

— Конечно, — сказала Глория. — Он такой высокий. Ты, должно быть, скоро закончишь колледж?

Обе женщины повернулись к нему в ожидании ответа. Скрипки завыли звонче.

— Ну, это… — И тут внезапно Гэнси запнулся. Это не была полная остановка. Просто неспособность мягко скользить от момента к моменту. Времени было достаточно, только чтобы Адам увидел пробел, а затем Гэнси сказал: — Извините, я подумал, что увидел кое-кого.

Адам поймал его взгляд. Там был невысказанный вопрос. Взгляд Гэнси был сложным: нет, он не был в порядке, но нет, не было ничего, что Адам мог бы с этим сделать. Адамом овладела краткая дикая радость, что они сумели добраться до Гэнси. Как же он ненавидел их.

— О, я действительно кое-кого вижу. Я должен вас оставить, — безупречно вежливо произнес Гэнси. — Извините. Но я оставляю вас с… Миссис Элгин, это мой друг, Адам Перриш. У него есть интересные мысли о правах путешественников. Вы в последнее время думали о правах путешественников?

Адам попытался вспомнить последний раз, когда он и Гэнси разговаривали о правах путешественников. Он был вполне уверен, что вся дискуссия происходила за чуть теплой пиццей и имела отношение к досмотровым сканерам, которые микроволновкой воздействуют на клетки мозга часто летающих пассажиров. Но теперь, когда он увидел Гэнси за работой, он знал, что Гэнси перевернул бы это в политическую эпидемию, разрешимую его матерью.

— Я нет, — ответила Глория Элгин, ослепленная гэнсийностью Гэнси. — Мы обычно в наше время используем Сессну[44] Бена. Но я бы хотела об этом послушать.

Когда она повернулась к Адаму, Гэнси растворился в толпе.

Какой-то момент Адам молчал. Он не был Гэнси, он не ослеплял, он был обманщик с фужером фальшивого шампанского в тонкой руке, сделанной из грязи. Он смотрел на миссис Элгин. Она смотрела в ответ сквозь ресницы.

Резко дернувшись, он осознал, что напугал ее. Стоя тут в своем непроницаемом костюме с красным галстуком, молодой, с прямыми плечами, чистый, он снял чары, которые создала странная алхимия Гэнси. Возможно, кто-то в первый раз в его жизни смотрел на него и видел силу.

Он попытался воссоздать то волшебство, которое Гэнси творил этим вечером. Его ум поплыл с шумом по этой сверкающей компании, с мерцанием дна стакана шампанского, со знанием, что это было будущее, если он его подцепит.

Он был в лесу, шепот преследовал его.

Не здесь.

Он предложил:

— Могу я сперва обновить вам напиток?

Лицо миссис Элгин растаяло от удовольствия, когда она протянула бокал.

«Вы не знаете?» — задавался вопросом Адам. Он, по крайней мере, все еще мог чувствовать запах дизельного топлива от своих рук. — «Вы не знаете, что я?»

Но эта стая павлинов была слишком занята обманом, чтобы заметить, что их самих обманывали.

Адам не мог вспомнить, почему он здесь. Он растворился в галлюцинации призрачных гостей наряду с настоящими.

«Потому что это Аглионбай», — думал он, отчаянно пытаясь вернуть себя на землю. — «Вот что происходит с Аглионбаем в реальном мире. Вот как использовать образование, над которым ты так усиленно трудишься. Вот как ты выберешься».

Внезапно электрический гул наполнил комнату. Лампы моргали и трещали. Звон бокалов остановился, когда лампы затухли еще раз.

И затем свет погас. Совсем.

Это было реально?

Не сейчас.

Солнце садилось, и интерьер дома сгущался и темнел вокруг гостей. Окна были несфокусированными квадратами серых уличных огней. Ароматы казались странно четко выраженными: лилии и средство для чистки ковров, корица и плесень. Комната наполнилась бессловесным шарканьем скотного двора.

И в этой короткой паузе в разговорах, в этой потрясенной тишине, которую не заполнял ни гул голосов, ни электроники, высокая песня лилась сквозь темноту. Аккуратная, старинная мелодия, исполняемая женским хором. Чистая и тонкая, распространяющаяся от потока звука к реке одного голоса. Всего мгновение потребовалось Адаму, чтобы понять, что слова были не на английском:

Rex Corvus, parate Regis Corvi.

Адам чувствовал себя насыщаемым от ног до кончиков пальцев.

Где-то в темноте Гэнси тоже слышал это. Адам чувствовал, что он слышал это. Эти голоса были реальными так, как ничто другое не было в тот день. Адам вспомнил все сразу, как это, чувствовать себя настоящим, чувствовать себя Адамом Перришем, вместо «моего друга, Адама Перриша, дайте ему свою визитку». Он не мог поверить, какая огромная разница была между ними двумя.

Снова вспыхнул свет. Разговоры возобновились.

Какая-то часть Адама засела все еще там, в темноте.

— Это был испанский? — спросила Глория Элгин, зажав горло рукой. Адам мог рассмотреть линию ее макияжа на подбородке.