Похитители снов

Наконец Блу потянулась вперед, взяла его и прочитала сообщение вслух:

– «Ты мне очень понадобишься на выходных, если тебе не сложно. Хелен за тобой заедет. Если у тебя дела, пренебреги».

– Это по поводу Конгресса? – поинтересовался Адам.

При звуках этого слова Ганси тяжело вздохнул, а Блу прошептала с уничтожающим презрением:

– Конгресс!

Не так давно мать Ганси заявила, что желает выставить свою кандидатуру на выборах. В самом начале кампания не затрагивала напрямую Ричарда Кэмпбелла Третьего, но его неизбежно должны были призвать к исполнению семейного долга. Все понимали, что чистенький, красивый Ганси, неустрашимый юный естествоиспытатель и отличник – это козырь, от которого не откажется никакой амбициозный политик.

– Она не сможет меня заставить, – сказал Ганси.

– Да ей и не придется, – фыркнул Ронан. – Маменькин сынок.

– Присни мне выход.

– Незачем. Природа наделила тебя мозгом. Сам знаешь, как я в таких случаях говорю. Забей на Вашингтон.

– Вот почему с тобой ничего подобного никогда не случается, – заметил Ганси.

Рядом с «Камаро» притормозила какая-то машина. Ронан, знаток уличных битв, заметил ее первым. Вспышка белого цвета. Рука, высунутая из водительского окна, и выставленный средний палец. Машина рванула вперед, потом притормозила, потом снова рванула.

– О господи, – сказал Ганси. – Это Кавински?

Разумеется. Джозеф Кавински, их товарищ по Агленби и самый печально известный в Генриетте прожигатель жизни. Его снискавший дурную славу «Мицубиси» был воплощением юношеской красоты – лунно-белый, с ненасытной черной пастью радиатора и огромным изображением ножа с каждой стороны корпуса. Этот «Мицубиси» только что выпустили из месячного заключения на штрафной стоянке. Судья сказал Джозефу, что если его еще раз поймают во время уличных гонок, то уничтожат машину у него на глазах – именно так принято в Калифорнии поступать с богатенькими любителями экстрима. Ходили слухи, что Кавински рассмеялся и сказал судье, что больше не попадется.

Скорее всего, он не соврал. Ходили слухи, что отец Кавински подкупил шерифа Генриетты.

Чтобы отпраздновать освобождение «Мицубиси», Кавински нанес три слоя антилазерной краски на фары и купил новый антирадар.

Такие ходили слухи.

– Ненавижу этого придурка, – сказал Адам.

Ронан знал, что тоже должен его ненавидеть.

Окно опустилось, и все увидели за рулем Джозефа Кавински. Его глаза скрывались за солнечными очками в белой оправе, отражавшими только небо. Золотые звенья цепочки на шее как будто ухмылялись. У Кавински было лицо эмигранта – пустоглазое и невинное.

Он лениво улыбнулся и одними губами произнес что-то в адрес Ганси. Нечто, оканчивающееся на «й».

Буквально всё в Кавински вызывало отвращение.

Ронан ощутил, как в нем поднимается волна. Это была память мышц.

– Давай, – велел он.

Перед ними тянулось четырехполосное шоссе, серое, обожженное солнцем. Солнце вспыхивало на ярко-оранжевом капоте «Камаро», под которым сонно ворчал значительно усиленный и прискорбно недоиспользованный двигатель. Всё в этой ситуации требовало, чтобы кто-то надавил на газ.

– Я знаю, что ты не имеешь в виду гонку, – коротко сказал Ганси.

Ной издал хриплый смех.

Ганси не смотрел ни на Кавински, ни на его пассажира – вездесущего Прокопенко. Тот всегда держался рядом, точно так же, как электрон тяготеет к ядру, но в последнее время, казалось, приобрел официальный статус закадычного дружка.

– Давай, чувак, – настаивал Ронан.

Пренебрежительным и сонным голосом Адам произнес:

– Я не понимаю, с чего ты решил, что мы сумеем его обогнать. Здесь пять человек…

– Ной не в счет, – перебил Ронан.

– Э! – возмутился Ной.

– Ты умер. Ты ничего не весишь.

Адам продолжал:

– И у нас включен кондиционер. Он в своем «Мицубиси» разгонится до шестидесяти за четыре секунды. А мы? За пять? Шесть? Посчитай сам.

– Один раз я уже его побил, – заявил Ронан.

Было нечто ужасное в том, что перспектива гонки таяла у него на глазах. Она маячила прямо перед ним, адреналин ждал возможности выплеснуться. И – разве он мог упустить Кавински?

У Ронана буквально всё тело ныло от бесплодного предвкушения.

– Да ладно. Только не в «БМВ».

– Именно в нем, – возразил Ронан. – В моем «БМВ». Кавински погано водит.

Ганси сказал:

– Это не относится к делу. И гоняться мы не будем. Кавински просто дерьмо.

Кавински между тем потерял терпение и медленно тронулся вперед. Блу наконец заметила белый «Мицубиси» и воскликнула:

– Он! Да он просто козел!

Несколько секунд все сидевшие в «Камаро» молчали, размышляя, каким образом Блу выяснила, что Джозеф Кавински козел. Нет, она, конечно, была права.

– Вот видишь, – произнес Ганси. – Джейн согласна.

Ронан увидел лицо Кавински, который, обернувшись, смотрел на них сквозь очки. И считал их всех трусами. От его взгляда у Ронана руки зачесались. Потом белый «Мицубиси» рванулся вперед в тонком облаке дыма. Когда «Камаро» достиг городской черты, Кавински уже скрылся из виду. Над шоссе висел жар, превращая воспоминание о нем в мираж. Как будто Кавински никогда и не было.

Ронан обмяк, словно из него выкачали боевой дух.

– Ты не умеешь веселиться, старик.