Поход без привала

4

14 ноября 49-я армия начала наступление. Редкие цепи, поднявшиеся в атаку, были сразу же остановлены плотным огнем немцев. В некоторых местах фашисты даже потеснили советскую пехоту. Наблюдая за боем, Белов понял: вражескую оборону армия не прорвет. Хоть бы рубежи свои удержала!

С раннего утра в полосе намеченного контрудара начали действовать передовые отряды кавалерийского корпуса, разъезды и группы разведчиков. Они изучали, прощупывали передний край, штурмовали небольшие деревни. Павел Алексеевич рассчитывал обнаружить участки, не занятые противником, и скрытно провести кавалерийские полки по лесным массивам на фланги и в тыл гитлеровцев. Но где бы ни появлялись конники, они повсюду встречали сильную, хорошо подготовленную оборону врага. У противника оказалось столько войск, что в двадцатикилометровой полосе не удалось обнаружить ни одной лазейки.

Тут, конечно, были не два и не три батальона фашистов, как утверждала сводка из штаба фронта. Только в деревне Екатериновке оборонялся пехотный полк гитлеровцев с танками и артиллерией. Павел Алексеевич связывался по телефону с командирами дивизий и передовых отрядов. Отовсюду получал схожие ответы:

— Немцев очень много!

— У противника в лесу сплошная линия обороны!

— Фашисты ведут сильный огонь из пулеметов и минометов!

Майор Кононенко, получивший наконец возможность вести разведку, доложил генералу: взяты «языки» от двух вражеских дивизий. По словам пленных, немцы ничего не знали о готовящемся контрударе. Зачем же в таком случае они стянули в этот район два полнокровных соединения?

Два-три батальона или две дивизии — разница ощутимая. Строго говоря, наносить контрудар уже не было смысла. Силы примерно равны, противник обороняется на выгодной местности. А ведь для успешного наступления требуется, по меньшей мере, трехкратное превосходство над врагом. Но приказ… Да и немцы не ждут решительного удара! Так что еще не все потеряно!

Прежде чем принять окончательное решение на завтрашний день, Павел Алексеевич отправился на передовую «подышать обстановкой». Пустив галопом Победителя, проскочил широкое поле, на котором время от времени вырастали султаны разрывов. Где-то вдали, скорей всего на вершине дерева, сидел немецкий наблюдатель и корректировал огонь батареи, не давая проехать машинам и повозкам.

Штаб 5-й Ставропольской имени Блинова дивизии разместился в селе, многие дома которого сгорели или еще продолжали гореть. Воздух наполнен был едким чадом. Жителей не видно. Виктор Кириллович Баранов сидел в избе возле полевого телефона, поглядывая на улицу через разбитое окно. Новая генеральская шинель распахнута, голос резкий и хриплый.

— Дела неважные, — сказал он. — Противник не только обороняется, но и отбрасывает мои передовые отряды. Хочу сам съездить.

— Вместе поедем.

Павел Алексеевич насторожился, услышав команду «Возду-у-ух!», долетевшую со двора. По звуку моторов определил: немецкие бомбардировщики. Посмотрел на Баранова, тот рукой махнул:

— Негде укрыться. Был погреб за домом, его прямым попаданием разнесло. Пятый раз за день налетают. От них главные потери… Мы как, Павел Алексеевич, в хате переждем или на улице?

— Пошли, пошли! Там хоть видно, куда бомба летит!

— Когда увидишь, прятаться поздно, — усмехнулся Баранов, застегивая шинель.

Остановились у плетня, глядя в мутное, серое небо. Из соседнего дома выскочил комиссар дивизии Нельзин, хорошо знакомый Павлу Алексеевичу — долгое время он исполнял обязанности комиссара корпуса. Нельзин в одной гимнастерке, без шапки. В руках — стопка бумаг. Крикнул кому-то, чтобы готовили коня.

— Комиссар, немец летит! — предупредил Баранов.

— Некогда мне, — рассеянно ответил тот и скрылся за дверью.

Мелкие бомбы рвались поодаль, в центре села и на огородах. Немцы бомбили бесприцельно, не снижаясь — опасались пулеметчиков. Следя за самолетами, которые разворачивались для нового захода, Павел Алексеевич вспомнил, как стоял летом с Родионом Яковлевичем Малиновским под немецкими бомбами. Тогда была бравада, было мальчишество, даже любопытство какое-то. А сейчас лишь одно желание — надежней укрыться… Об этом он и сказал Баранову.

— Воронка тут на месте погреба, — ответил Виктор Кириллович. — Большая. Пойдемте.

Резкий нарастающий визг бросил их на землю. И сразу — удар, пламя, дым! Генералов подкинуло. Сверху падали твердые комья земли.

Взрывы отдалились. Белов осторожно приподнялся. Почему-то болела грудь. Ощупал себя, отряхнул бекешу. Неподалеку дымились аккуратные черные ямки. Соседний дом накренился, осел на один бок.

— Комиссара убило! — закричал кто-то.

Баранов, хромая, побежал к дому.

Два бойца вынесли на крыльцо Нельзина. На ноге не было сапога, брюки почернели от крови.

— Жив? — склонился над ним Баранов.

— Кость раздроблена, кажется.

С ноги комиссара, с мокрых клочьев штанины падали на мерзлую землю красные капли.

— В медсандивизион! — распорядился Павел Алексеевич. — Везите быстрее!