Поход без привала

Готовясь к встрече с Верховным Главнокомандующим, Павел Алексеевич обдумывал, как лучше доложить о состоянии корпуса. Пополнение прибыло, людей достаточно: почти пятнадцать тысяч. Хуже с оружием. Запасов нет, значительное количество орудий и пулеметов потеряно в боях. Некоторые маршевые эскадроны пришли без винтовок, без шашек. Плохо и с седлами. Кони прибыли малорослые. Среди них много неуков.

С обмундированием полный порядок. Павел Алексеевич даже улыбнулся, вспомнив об этом. Никогда еще так быстро не удовлетворялись заявки. Из Москвы прислали десятки грузовиков с шапками, валенками, меховыми безрукавками, ватными брюками. По указанию заместителя Наркома обороны Андрея Васильевича Хрулева для самого Белова спешно шилась в лучшем ателье традиционная кавалерийская бекеша. Даже растрогала такая забота.

Значит, если появится возможность, он будет просить у Верховного Главнокомандующего только самое необходимое: автоматы, пулеметы и седла…

Жуков позвонил заранее, назначил место и время встречи. День выдался пасмурный, промозглый. Улицы Москвы были пустынны. Лишь на перекрестках трудились люди: устанавливали противотанковые ежи, возводили баррикады. Зияли чернотой амбразуры дотов. Возле зенитных орудий толпились, согреваясь, дежурные батарейцы.

В 15 часов 45 минут «эмка» Белова подъехала к условленному месту на улице Фрунзе. Павел Алексеевич вышел на тротуар, осмотрелся. То ли туман, то ли ранние осенние сумерки опускались на город. Все было сырое, унылое, серое.

Из-за поворота появилась машина Жукова. Шофер затормозил, Георгий Константинович распахнул дверцу:

— Садись ко мне.

Поехали дальше. На этот раз командующий был не столь официален, как в служебном кабинете. И выглядел моложе, свежее. На секунду подумалось: нет войны, нет седых волос, нет давящей тревоги — оба они молодые, веселые, трясутся, как бывало, бок о бок в машине, едут на очередную инспекторскую проверку.

— Жора, — вырвалось у Белова. — Георгий, как мне там, у товарища Сталина?..

— Как обычно, — улыбка чуть тронула губы Жукова. — Будь готов к вопросам по корпусу. Самые разные могут быть вопросы.

— На это отвечу.

Машина, замедлив ход, въехала в Кремль через Боровицкие ворота. Дальше пошли пешком. Жуков шагал быстро и молча, лишь в одном месте вытянул руку, сказал коротко:

— Авиабомба.

Павел Алексеевич увидел круглую и глубокую воронку — такую могла оставить полутонная бомба.

Еще несколько десятков шагов, и Жуков открыл какую-то дверь. В лицо повеяло сухим теплом.

Лестница привела их в длинный коридор, застланный ковровой дорожкой. С одной стороны — стена. С другой — многочисленные двери, словно в купированном вагоне. Бесшумно ступали по ковру смуглые, черноволосые солдаты с пистолетами на ремнях.

В одной из комнат Павел Алексеевич снял шинель и фуражку. Посмотрел в зеркало. Да, вид не самый подходящий для такого приема. Гимнастерка хоть и новая, но не генеральская, а солдатская — не идти же к Верховному Главнокомандующему в штопаном кителе. Сапоги высокие, с отворотами. Не успел сменить, не привезли в корпус сапог. Только валенки везут навстречу зиме. А в этих, охотничьих, удобно ходить по грязи, по раскисшему чернозему… «Сделает замечание — так и скажу», — решил Павел Алексеевич.

Появился Поскребышев — секретарь Сталина. Поздоровавшись, предложил пойти с ним.

В самом конце длинного коридора Поскребышев отворил дверь в небольшую комнату — вероятно, помещение секретаря. Отсюда, через открытую дверь, видна была другая, просторная и ярко освещенная комната с письменным столом в дальнем углу. Посреди кабинета стоял Сталин с погасшей трубкой в руке.

Жуков представил генерала Белова. Верховный Главнокомандующий окинул его быстрым, оценивающим взглядом, поздоровался и опять повернулся к Жукову, продолжая разговор о реактивной установке, попавшей якобы к немцам.

Волнение, охватившее Павла Алексеевича, прошло. Ожидая своей очереди, он поглядывал на рябое нездоровое лицо Верховного Главнокомандующего. Последний раз Белов видел Сталина восемь, лет назад. Иосиф Виссарионович очень постарел, осунулся, стал вроде бы ниже ростом. В голосе нет прежней твердости. Говорил Сталин негромко и очень внимательно слушал Жукова…

Много раз вспоминал потом Павел Алексеевич об этой встрече. Всплывали какие-то подробности, по-новому осмысливались слова, фразы. Неизменной оставалась лишь торопливая дневниковая запись, сделанная им вечером, после беседы в Кремле.