Читаем Поход без привала полностью

Гадать нечего, ближайшие дни покажут. Сейчас важно ничего не забыть в спешке. К железной дороге прибыли все подразделения и почти весь транспорт. Подтянули свои автомашины дивизион связи и корпусной госпиталь. Отправка идет по плану. А беспокойство — от неизвестности. И еще от того, что оказался в обстановке непривычной после четырех месяцев, проведенных на передовой.

Линия фронта представлялась Белову не флажками, не пометками на карте, а глубоким черным разломом, протянувшимся через всю страну, от моря до моря. Наша сторона — светлая. А другая — коричневая, мрачная. Заряд разный, как в электричестве. По всей линии разлома с грохотом и треском бушует, кипит пламя, вспыхивают огненные стрелы. Много времени Павел Алексеевич провел там, в дыму и огне, на краю пропасти, где каждый час — напряжение, единоборство со смертью. И теперь, очутившись далеко от опасности, он чувствовал себя как-то странно, не совсем уверенно. На квартире в Новом Осколе с недоумением слушал радио. Речь шла, как и в мирное время, о полевых работах, о выполнении планов, о занятиях в школах…

Паровоз резко затормозил — перестук буферов пробежал вдоль эшелона. Михайлов, не дожидаясь, пока состав остановится, спрыгнул на землю. Зашевелились проснувшиеся люди.

— Товарищ генерал, на три часа задержка. Немцы бомбили впереди узловую станцию, — доложил вернувшийся адъютант.

Павел Алексеевич вылез из — вагона. Эшелон стоял на разъезде в старом густом лесу. Бойцы бежали с ведрами за водой, поливали друг другу из кружек. Умылся и Белов.

Подошел комиссар: выбритый, затянутый портупеей. Под ремнем прижался к плечу желтый осиновый лист.

— Далеко направился, Алексей Варфоломеевич?

— За нами движется эшелон из пятой дивизии. Проведаю.

— К Баранову можешь не ходить. Девятую нагоним — есть смысл.

— У тебя Баранов по всем показателям первый.

— Вполне естественно, — кивнул генерал. — Удачное сочетание. У Баранова опыт и гражданской войны, и этой.

Он не только строевой командир, но и политработником был вроде тебя. Политруком эскадрона. С бойцами близок, есть в нем душевность какая-то.

— Правильно, — согласился Алексей Варфоломеевич, — Но ведь полковника Осликовского на должность командира Крымской дивизии ты сам выдвигал.

— А разве я его браню? Он находчивый, смелый. Только опыта мало. И характер тяжеловат. Себя не жалеет и с людьми слишком суров. Любой приказ выполнит. Сам на риск пойдет, бойцов заставит. Только ведь строгость, жестокость — далеко не главное. Вот Баранов — он вроде отец для своих. Он и ругает-то по-особому: без злости, заботливо. Наказывает — не обижаются на него. А Осликовский резкостью отталкивает. Ему бы сердцем потеплеть…

— Павел Алексеевич, а ты сам на политработе не был? — спросил комиссар.

— Не довелось… Но уж если своих подчиненных не изучить, то не знаю, как и командовать.

— Ясно. Буду в Крымскую дивизию чаще наведываться. А пока у Баранова пару перегонов проеду. Да, — вспомнил Алексей Варфоломеевич, — молодежь наша в вагоне шашлык затеяла, просит разрешения товарищеский ужин устроить. Банкет на колесах. Редко собираемся вместе. Ты не против?

— Нет, давно шашлыка не пробовал.

Щелаковский отправился по своим делам. Не прошло и часа — возвратился расстроенный:

— С карандашами беда, командир. И с бумагой. Как это я не сообразил раньше?!

— Для чего вдруг понадобилась бумага? — удивился Белов. — Объясни.

— Конечно, ты у Грецова взял лист и письмо жене написал. А люди прямо с марша в вагоны. У них за долгое время первый день сегодня свободный. Кинулись родным писать, а не на чем. Политруки блокноты свои извели… Да разве этого хватит?! Как думаешь, если я с полустанка свяжусь с комендантом узловой станции, чтобы все эшелоны обеспечил бумагой и карандашами? Школы пусть подключит, районо… От твоего имени действовать можно?

— Давай! Только у коменданта дела поважнее. Там путь разбит.

— Ремонт — на несколько часов. А люди нам на всю войну и на после войны. Я с него не слезу, с этого коменданта, пока не добьюсь.

— К банкету, к шашлыку смотри не опоздай, — улыбнулся Белов.

— Ладно уж, — махнул рукой Щелаковский и побежал вдоль насыпи к домикам. Глядя вслед Алексею Варфоломеевичу, генерал подумал, что с комиссаром ему повезло. Не умеет Щелаковский произносить длинные речи, возиться с отчетами, донесениями, резолюциями. Это и не обязательно. Важно, чтобы людей любил!


Часть четвертая

В снегах Подмосковья

1

Из книги маршала Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Клуб банкиров
Клуб банкиров

Дэвид Рокфеллер — один из крупнейших политических и финансовых деятелей XX века, известный американский банкир, глава дома Рокфеллеров. Внук нефтяного магната и первого в истории миллиардера Джона Д. Рокфеллера, основателя Стандарт Ойл.Рокфеллер известен как один из первых и наиболее влиятельных идеологов глобализации и неоконсерватизма, основатель знаменитого Бильдербергского клуба. На одном из заседаний Бильдербергского клуба он сказал: «В наше время мир готов шагать в сторону мирового правительства. Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров, несомненно, предпочтительнее национального самоопределения, практиковавшегося в былые столетия».В своей книге Д. Рокфеллер рассказывает, как создавался этот «суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров», как распространялось влияние финансовой олигархии в мире: в Европе, в Азии, в Африке и Латинской Америке. Особое внимание уделяется проникновению мировых банков в Россию, которое началось еще в брежневскую эпоху; приводятся тексты секретных переговоров Д. Рокфеллера с Брежневым, Косыгиным и другими советскими лидерами.

Дэвид Рокфеллер

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное