Поход Мертвеца

Наконец, грянули фанфары, вышла вся орденская знать. Магистр, не пожелавший показывать себя толпе, начал речь от колоннады, остальные прошли на помост. Слова цедил по каплям, сразу видно, не его идея, не его желание, вот только охота велика. Как ни вертел Мертвец головой, Пифаря все не видел. Наконец, понял, почему магистр не выходит – пророк стоял именно за ним, и как только глава ордена отстранился, сын божий вышел на свет. Толпа возликовала, народу чуть прибавилось, где-то тысячи три. Главы ордена поклонились пророку, впрочем, всего в пояс, и тут же покинули помост, присоединяясь к магистру, ведь желающих увидеть все своими глазами ему еще только предстояло убедить. Но удочки уже закинуты – когда Пифарь выходил, кто-то оставшийся незамеченным полыхнул пламенем поверх его головы, затем понизу; народ зашебуршился, заволновался, хлопки и крики гулко разнеслись по площади. И тут же смолкли, едва пророк остановился на помосте. Внимание и народа и убийц сосредоточилось на Пифаре.

– Братья мои, – начал он закланную речь. – Тридцать лет назад услышал я впервые голос отца моего, царя богов, и с той поры потерял сон и покой. Он с нами, он хочет, чтоб вы знали об этом, он посылает меня сказать вам слово его. И я не смел отказаться, да разве ж можно помыслить об этом! – Мертвецу показалось, сейчас пророк начнет свою привычную проповедь часа на полтора, и пока Пифарь ожидания эти оправдывал. – И я пошел по городам и весям, неся словом божие, неся силу и славу его, подкрепляя слова его чудесами. Мне растворялись ворота, мне распахивались двери и за мной на стольный град Кижич пошли сотни, тысячи уверовавших. И в самой столице не меньше собралось ждущих меня. Но я испугался. Гарнизон преградил мне путь, и я не посмел стереть его с лица земли, не посмел противиться воле отца моего, сказавшего: да не будет сын мой убийцей, лишь убитым ему быть, и за эту смерть отмстится всемеро. Долго стоял я пред стенами Кижича, не зная, что делать, покуда братия не стала расходиться, разуверившись и во мне, и в отце моем, покуда отец мой не велел мне уходить. Вы знаете, а многие и помнят, что случилось дальше. Тридцать лет я провел в изгнании и затворничестве, разогнал учеников, прогнал жену с дочерью. Но три недели назад снова явился отец небесный, сказавший: вот идет за тобой человек, и он приведет тебя в Кижич, и тогда я прощу тебя. Я пошел с ним, молясь лишь об одном, чтоб отец вправду принял и простил. И в дороге я мыслил лишь так, покуда не встретил брата своего, сводного, рожденного отцом моим небесным месяц в месяц со мной, скитника по имени Ремета, от него узнал я: не одного готовил меня господь на заклание. Не одному мне поручил вести вас, и не первый раз. – Среди наставников ордена началось шебуршение, но его заглушил все нараставший гул толпы.

Наемник пристально следил за магистром, совсем ушедшим в тень, за еще остававшимся в свете факелов квестором, медленно пробираясь поближе к ним. Оба, замерев, смотрели на Пифаря, не веря, не сознавая, что говорит он, а потому не решаясь прервать. Женский выкрик откуда-то слева, арбалетчики замерли. Пифарь заторопился.

– И до меня многие сыны божии считали себя пророками его воли, но оказывались лишь вброшенными в игру картами. Со мной царь богов решил поступить иначе, он дал мне всё в тот момент, когда я не имел ничего, и я с готовностью побежал исполнять его волю. – Магистр вышел из тени, принялся отдавать приказы, за спиной Пифаря прошло шевеление. Мертвец не выдержал, выкрикнул: «Быстрей!». И двинулся вверх по лестнице.

– Волю к абсолютной власти единого бога, готового порушить все и уничтожить вся, кто воспротивится ей. Знайте, братья, меня сейчас попытаются убить, с тем, чтобы я вознесся к его престолу, чтобы вы уверовали в отца, и пошли изничтожать других людей, не поверивших словам вашим. Вы как стадо пройдете по цветущему лугу и превратите его в пустыню, – и совсем другим голосом: – Я проклинаю тебя, отец мой небесный, не получишь ты ничего, как и прежде! Прочь!

Пифарь выхватил нож-кровопийцу и с маху всадил себе в грудь. С шипением из отверстия в рукояти выхлестнулась кровь.

– Я проклинаю тебя, убийца, и убиваю себя, чтоб ты не смог убивать… – голос стих до шепота, а затем и вовсе прекратился. Стрела свистнула, пронзив шею пророка, тот покачнулся и тяжело рухнул на доски лицом вниз.

Звездное небо, начавшее чернеть при первых угрозах сына божия, теперь превратилось в деготь. Грохот содрогнул его, молния ударила в помост, с шипением вонзаясь в тело пророка. Свет ее оказался столь ярок, что все, включая и наемника, отвернулись, закрывая глаза. Чудовищный силы грохот вдавил пророка в булыжную мостовую. А свет все не угасал, молния продолжала шипеть, впиваясь в тело. Мертвец нашел в себе силы проползти до колоннады и укрыться там.