– Спрошу, когда придет время, – и, подгоняя коня, приблизился к Пахолику. Тот обернулся, слышал или нет последние слова, сказать сложно, на взволнованном мальчишеском лице отображалось столь сложное переплетение эмоций, что выделить одну не представлялось возможным. Тут и тревога за неопределенное будущее, и какой-то бурлящий восторг, детское веселье по случившемуся приключению, волнение после расставания с отцом и еще многое, что намешалось в юной душе, и что никак не могло найти себе выхода, лишь краснея пятнами румянца на щеках.
– Ты слишком спешишь, царевич, – начал Мертвец, но тот перебил, едва переводя дыхание, произнес сам:
– Прошу, называй меня княжич, так всем проще.
Больше суток наемник не слышал голоса царевича. Казалось, сегодня Пахолик и вовсе не сможет ничего произнести, волнение так перехватывало горло, что и эти слова он произнес с трудом, часто дыша. Дориноша подъехал, с ним мальчик почувствовал себя немного спокойней, румянец начал спадать.
– Как скажешь, – молвил Мертвец. – Но не отрывайся далеко от нас. – Пахолик кивнул, зачастил с обещанием, и тут же смолк. – За Озерами будет деревня, половина которой опустела, жители перебрались на другой берег ручья. Там мы и заночуем. И еще – в первые дни я стану закупать товары в лавках, вас с Дориношей здесь, верно, хорошо знают.
– Должно быть, – немного помолчав, ответил мальчик, теперь, когда все трое коней перешли на медленный шаг, он взял себя в руки окончательно. – Отец часто возил меня на охоту в эти края, за Озерами дивные леса, стародавние угодья моего деда… Мне не нравилось, – вдруг решительно добавил он.
– Отчего так?
– Травить зверей не по мне, нечестно. У нас и собаки и пики и нас много, а лоси да вепри, они что… да, грозная животина, но одна. Если б один на один, но отец никогда не отпускал меня, да и подобное считается уделом смердов. Наверное, я говорю что-то не то. У меня сухотка с детства, на правой руке, ведуны ее лечили, вроде побороли, да видишь, Мертвец, я все больше левой, а как правой вчера бросил меч, так и не попал. Я специально правой удары показывал… жаль, не сообразил, что ты не знаешь, думал тебя удивить, а вот не вышло. Левой я куда лучше и мечом и кинжалом владею.
– Теперь буду знать. А как двумя руками?
– Мне привычней одной… но я тебе покажу, обязательно. Ты сомневаешься во мне, я вижу.
– Нет, княжич, я думаю о нас с Дориношей.
– Наемник! – голос отрока прозвенел металлом. – Ты забываешься. Я не тот старый пророк, которого ты вез в Кижич, я могу постоять за себя, – и снова бросился вперед, погоняя коня.
– Прости княжич, ты прав.
Днем сбавили ход, а к вечеру остановились у Озер, передохнуть. Царевич не привык к долгим переходам, конечно, он не показывал виду, да подобное не скроешь. Хорошо, отец положил в переметные сумы все, что могло и не могло понадобиться, в том числе и растирки. Наемник улыбался уголком губ, невольно вспоминая схожую историю со старым пророком, Дориноша косо посматривал на него, но Мертвец молчал, промолчал и телохранитель.
Ближе к полуночи они добрались до опустевшей части деревни, когда и собаки брехать перестали, погрузившись в непроницаемо черные сны. Небо высыпало на удивление яркими звездами, крупные скопления их то здесь то там пятнали молочной белизной черноту над головой. Захолодало, деревья окутал иней.
Стараясь не оставлять заметных следов, троица пробралась к ближайшему амбару с прелым сеном, там, а не в промерзшей насквозь избе, они и заночевали. Кони некоторое время тихо ржали, переговариваясь, а после так же забылись кратким сном. На заре, немного припозднившись по нынешним временам и местам, встали, наскоро перекусив, поспешили в путь. Царевич, собираясь, все хотел показать наемнику свои финты и выпады, всю ловкость левой руки, тот еле отговорил. Мальчуган угомонился ненадолго, а едва деревушка скрылась за холмами, снова пришпорил коня, понуждая других поторапливаться, загоняя коней. Как съехали с хоженой дороги на старый проселок, стал донимать Мертвеца вопросами о наемничьем прошлом. После ночевки в заброшенной деревне, верно, впервые в жизни случившейся, все в нем искрило, каждый нерв напрягся, лицо светилось, глаза горели. Будто впервые на волю вырвался. Да и конь, под стать царевичу, каурый трехлеток, тоже куда-то спешил, торопил товарищей и седоков, рвался, застоявшись за ночь.
Когда они въехали в реденький березовый лесок, Пахолик немного утишил бег коня. Поравнявшись с наемником, благо небыстро зараставшая заброшенная дорога еще позволяла проехать парой, поинтересовался, сколько он людей убил, не чудищ, это ладно, а людей. Мертвец пожал плечами, разве ж такое считают.
– А первого? Когда и как случилось, расскажи. Ведь все говорят, такое не забывается.
– Такое и не вспоминается, – неожиданно произнес Дориноша. – Если голова все еще на плечах.
– Он прав, княжич. Но дело такое, я расскажу. Неизвестно ведь, вдруг и тебе придется мечом поработать в дороге. – Пахолик взвился, хотел достать клинок, его едва удержали. Не дай бог, коня поранит.