Поход на Москву

Однако у «Товарища Свердлова» было перед нами преимущество — подвижность, количество и скорострельность орудий на постоянной установке, и он буквально засыпал нас дождем шрапнели и трехдюймовых гранат. Одним из своих удачных попаданий он накрыл низким разрывом шрапнели нашу орудийную запряжку, выведя из строя убитыми и ранеными всю шестерку коней. Обрушился на орудие. Один из номеров, подносивший лотки со снарядами, неуклюже споткнулся и упал в крови почти под хобот нашей гаубицы. По щиту орудия как горох забарабанила шрапнель. Наводчик крикнул, чтобы оттащили в сторону раненого и скорее давали еще снаряды.

Как серый огнедышащий змей, окутываясь дымом и вспышками выстрелов, метался по рельсам в одну и другую сторону «Товарищ Свердлов», стараясь избежать попаданий батареи.

На батарее замковый номер, работая как автомат, открывал замок и выбрасывал простреленные гильзы. В некоторых из них еще догорал бездымный порох, что иногда случается (неполное сгорание при выстреле).

В момент кульминационного напряжения артиллерийской дуэли, когда обе стороны, несмотря на потери, искали окончательного результата ее, наводчик орудия почувствовал сильный ожог правого локтя. Обернувшись, он увидел Карпинского, который, совершенно оглушенный разрывами, выстрелами и всем адом, творившимся вокруг, вместо целого заряда совал к открытому замку простреленную гильзу, в которой еще догорал один из мешочков бездымного пороха.

— Заберите этого… — закричал наводчик и приказал другому номеру подавать снаряды.

Однако «Товарищу Свердлову» не удалось привести к молчанию Дроздовскую батарею, и, когда один из гаубичных снарядов лег около паровоза, ранив машиниста, бронепоезд дал полный ход назад.

Потрепанная батарея не могла в полном составе даже сопровождать пехоту дальше, а во Льгов, занятый несколькими часами позже, орудие въезжало на каких-то клячах, забранных во Льгове из пожарной команды.

Номера подсмеивались над кадетиком, как это он поджаривал наводчика в бою.

Обалдел, значит, паренек, но и немудрено, попал сразу в такой переплет, а тут тебя, братишка, с двух сторон обложили: и бронепоезд, и наводчик…

А наводчик потирал обожженный локоть и печально посматривал на свою прожженную гимнастерку. Но ему было неприятно за ту «словесность», с которой он, в пылу боя, обрушится на кадетика.

Таково было боевое крещение Карпинского.

На походе зайдут, бывало, номера в хату напиться молока. Наливает молоко сердобольная тетка, посмотрит на кадетика и начинает голосить:

— Да что вы с собой это дите таскаете! Мужиков вам мало!

— Он, тетка, по своей охоте, — смеются солдаты.

Краснеет кадетик и старается что-то сказать баском, а голос срывается на высокие нотки. А тетка не унимается:

— Вот воителя нашли! Оставайся, малой, у нас гусей пасти.

Прошел год беспрерывных, сначала наступательных, потом отступательных боев. Многих офицеров, добровольцев и солдат недосчитывалась батарея. Из состава орудия осенью в бою под Комаричами пал замковый номер, заменявший наводчика, и тяжко ранен был офицер, командовавший орудием. Потом отход. Зима. Бои под Ростовом и Азовом. Новороссийская эвакуация.

В Крыму Карпинский, выросший, возмужавший и уже привыкший к артиллерийскому огню, перешел в команду конных разведчиков.

Помню, взял его как-то с собой на разведку один из очень отважных офицеров дивизиона, полковник Абомеликов^{227}. Он отличался веселым характером, жизнерадостностью и полным отсутствием страха, что часто встречается среди кавказцев. Со смехом он рассказывал в компании офицеров о Карпинском:

— Отдал я ему моего коня и оставил за холмом. Сам пошел посмотреть с кургана. Представьте себе, их снаряд, перелетом через курган, разорвался около самых коней. Дым рассеялся. Смотрю, нет Карпинского. Думаю, вот досада — убило кадетика. Иду назад, Карпинский поднимается и, как будто ничего не случилось, садится на своего коня. Подхожу. «Ранило тебя?» — спрашиваю. «Никак нет, господин полковник, воздухом сшибло». Сделал вид, что поверил, воздухом так воздухом.

В бою против конного корпуса Жлобы Карпинский захватил пулемет и доброго коня. Помню «кадетика» во время Крымской эвакуации и в Галлиполи. Не хотел он никак оставлять батареи. Доучиваться стал только в гимназии одной из Балканских стран. Но когда вспоминаю его, то всегда всплывает в памяти побледневшее детское лицо, широко раскрытые, испуганные глаза и худенькая рука, сующая наводчику под локоть простреленную гильзу с горящим в ней порохом.

Н. Ребиков {228} На Московском направлении {229}

Июль 1919 года.

Действия 2-го взвода 7-й гаубичной батареи.