Поход на Москву

Деникин командовал тремя армиями, отдельно организованными: Добровольческой, Донской и Кавказской. Командиром первой был генерал Май-Маевский, второй Богаевский, а третьей Врангель. Порядки и отношения между чинами у них значительно отличались. В Добровольческой армии по армейской русской традиции были сильны «цук» и «подтягивание», чем злоупотребляли многие малокультурные офицеры, производя неблагоприятное впечатление на добровольцев из учащейся молодежи. Кроме того, она в значительной степени состояла из офицеров, не находящихся на командных должностях, сгруппированных в особые офицерские роты, в которых не посылали на работы, обычные на военной службе. В Донской же армии отношения между чинами носили семейный характер. Полки были сформированы по станицам, и офицеры по большей части были теми же станичниками, как и рядовые казаки, то есть земляками. Кроме того, Донская армия образовалась из народного восстания против большевиков и донское правительство пополняло армию при помощи общей мобилизации в Донской области. Поэтому офицерского состава у них даже не хватало, особенно в артиллерии, и все их офицеры занимали командные должности. В Кавказской армии, состоящей из кубанских и терских казаков, внутренние порядки походили на порядки в Донской.

Мой брат, как кадровый офицер, получил назначение быть старшим офицером четвертой батареи и должность заведующего хозяйством, превращаясь таким образом в хозяина батареи, согласно морской традиции, а ведь все высшее начальство этих морских батарей состояло из старых флотских офицеров. С командиром батареи капитаном Смирновым и поручиками Полторацким и Оппенгеймом отношения у него сложились самые товарищеские и дружеские. Батарея провела всю кампанию в Донецком бассейне, где очень отличилась, потому что смогла, благодаря густой там сети железных дорог, обстрелять из своих дальнобойных орудий почти каждую попытку красных наступать. А следует заметить, что выдержать хорошо направленный огонь тяжелой артиллерии вообще не легко, особенно это было для плохо дисциплинированных красноармейцев. Играло еще роль, что офицеры четвертой батареи были хорошими артиллеристами, умевшими руководить огнем с закрытых позиций по телефону, находясь на наблюдательных пунктах, а у красных тогда еще не было тяжелой артиллерии. Запоздал же брат известить нас о себе еще потому, что участвовал во взятии Царицына. Батарея перебрасывалась на линию Валуйки — Лиски и поэтому проездом остановилась в Харькове, почему он и смог навестить нас.

Неожиданно брат предложил мне поступить в батарею. «Смотри, — сказал он, — в телефонной команде служба у нас не очень тяжелая, опасность тоже не большая. В Донецком бассейне, несмотря на сильные бои, потерь у нас совсем не было, зато ты сможешь потом гордиться, что участвовал в освободительной войне, которая, кстати сказать, скоро кончится, а в будущем это может оказаться для тебя полезным». Возможно, что у брата соображения были главным образом материальные: помочь отцу содержать семью, а мне получить высшее образование. С согласия родителей я быстро сделался канониром.

Батарея «в походе» представляла собою длинный поезд. Помимо двух боевых площадок, двух небольших позиционных вагонов и двух вагонов со снарядами, были классные вагоны для офицеров и команды. Потом в теплушках шли кухня, кладовая, мастерские, прачечная, около док и так далее. Благодаря малому числу офицеров, им представлялась возможность устроиться с большими удобствами. В их вагоне первого класса каждый занимал отдельное купе, а из трех средних, соединенных, была устроена уютная столовая, по-морски называемая кают-компанией, в которой стояло даже пианино, принадлежащее командиру. Конечно, была у них и отдельная кухня, и услужливые вестовые из казаков, блаженные от того, что им не нужно выезжать на позицию или быть на фронте в конном полку. Помимо казаков, на батарее было некоторое число юнкеров, кадетов и добровольцев, главным образом из Ростова. Публика была хорошо подобрана, потому что служить в то время в такой части равносильно было выиграть в лотерею; хорошее питание, английское обмундирование, отсутствие строевых занятий, постоянная койка, а главное, только относительная опасность являлись привлекательными для всех.

Для своего развлечения офицеры зачислили в команду одного захваченного в плен известного московского певца Свирского, так что когда поезд базы задерживался на каком-нибудь пустынном разъезде, обыкновенно в нескольких десятках километров от фронта, то по вечерам можно было слышать мощный голос Свирского, разносившийся по степи, исполнявшего романсы, которые он певал в Москве для изысканной публики. Припоминаю некоторые отрывки из раньше мною не слышанных:

В вазе букет увядающих роз,
Несколько начатых первичных строк,
Рядом измятый и влажный платок,
Влажный от слез.

Потом сильно: