Поход на Москву

Обрадовались добровольцы ночному набегу. В то же время такая ночная операция, впервые с непроверенными солдатами, не была лишена риска за верность солдатской массы: ряды полка, при формировании его, были пополнены по мобилизации, частью бывшими пленными красноармейцами с Колчаковского фронта. Часто в роте во время словесных занятий офицеры старались простым языком разъяснять солдатам, почему мы вступили в борьбу с коммунистами, что они враги России и русского народа, что мы боремся за нашу Родину-Мать, за великую и свободную Россию. «И мы, корниловцы, считаем, — говорили мы, — что и у вас, бывших солдат Красной армии, бьется такое же русское сердце, как и у солдата-„кадета“, корниловца. Вы все наши братья, русские люди, мы против братоубийственной войны, мы идем вместе с вами, рука об руку с русским народом, и вы поможете нам изгнать из стен Белокаменной и Златоглавой Москвы засевших там врагов России, иностранных ставленников». Но несмотря на все это, все же какое-то смутное опасение за тех, кто только «сегодня» нацепил черно-красный погон, было!

Около полуночи тихой прекрасной августовской ночью я поднял солдат и направился к деревне. Чудесно было вокруг: пряный, особенный аромат созревших, местами еще не скошенных хлебов, далекое, едва слышное кукование кукушки — все это уносило далеко от действительности, в далекое детство, кода я гимназистом приезжал с родителями в Малороссию, недалеко отсюда.

Выслав вперед разведку, я приказал им подойти к окраине села, по возможности не ввязываясь в перестрелку, и, выяснив силы противника, захватить с собой проводника.

Ко времени подхода роты офицер, посланный с командой разведчиков (фамилии не помню), вышел из села мне навстречу и доложил, что с вечера село занято 4-м Лебединским пехотным полком, штаб полка расположен в здании волостного управления, обоз тут же на площади.

В полной тишине продвигалась рота, войдя в мирно спавшее село, вдоль плетня по обе стороны типично сельской украинской дороги, ведущей к Волостной площади. Не обнаруживая себя, мы подошли шагов на 150. Уже был виден в беспорядке размещенный обоз на большой площади, причем некоторые повозки стояли в упряжке, что говорило о готовящемся выступлении красных. Суетились солдаты вокруг костра, входили и выходили группами из здания волости. Трудно уже было сдерживать добровольцев, рвались вперед. Наконец я подал команду, и рота бросилась вперед, устремляясь к зданию волости… Штаб 4-го Лебединского полка был захвачен, также много пленных и часть обоза. Захваченные врасплох большевики бежали, скрываясь в темноте.

Экзамен ротой был выдержан блестяще — ни одного из «новых корниловцев» не пришлось записать в графу «без вести пропавших».

В селе был назначен отдых до следующего дня. Наутро новый поход, преследование бегущего противника. Долго не расходились корниловцы 10-й роты по отведенным квартирам, радостнее было поделиться впечатлениями лихого ночного набега и радостными переживаниями от полученной похвалы любимого командира. Кто захватил адъютанта полка, кто тянул комиссара, кто складывал на повозки захваченные винтовки и патроны, а кто заботливо суетился по части баранов, и уже через полчаса свежее мясо кипело в ротной кухне. А кто-то из молодых с более нежной душой, оставшись небольшой группой у догорающего костра, нежно напевал:

Повий, витре, на Вкраину,
Де спокинув я дивчину,
Де покинув кари очи —
Повий, витре, у пивночи…

На другой день наступление на деревню Речки. Красные не выдерживают стремительного марша корниловцев, идущих во весь рост на их губительный пулеметный и ружейный огонь, и после упорного боя корниловцы захватили деревню, взяв богатую добычу. Помню, кому-то из офицеров, если память не изменила, капитану Буракевичу, сентиментальному блондину, командиру 2-й роты, достался мотоциклет, с которым он долго потом возился, прежде чем сделать пробег «Речки — Москва».

Отсюда полк разделился на три группы: каждый батальон получал самостоятельную задачу, указывались разные участки и разные направления движений. Есаул Милеев оставался с нами, с 3-м батальоном.

Опомнившиеся большевики, подтянув значительные резервы — бригаду пехоты и бригаду Кубанской Черноморской красной конницы, — повели упорное наступление на Речки. Геройски отбивался 3-й батальон, но, видя превосходство красных, есаул Милеев решил оставить деревню, и мы вышли в поле для более выгодного маневрирования. Местность была весьма пересеченной. Большевики нас окружали. Нужно было пробиться к железной дороге и занять Белополье, где предполагалось соединение с 1-м и 2-м батальонами, которые были заняты ликвидацией другой группы красных.