Читаем Походы и кони полностью

Утром мы пришли в деревню, которую я долго искал на карте и нашел совершенно случайно. Но деревня находилась в глубоком тылу красных, у Константиновки. Обеспокоенный этим открытием, я направился к полковнику Шапиловскому. Отрапортовал ему о прибытии с ячменем и затем, показав карту, спросил, не ошибка ли это.

– Нет, это не ошибка. Мы прошли ночью сквозь фронт.

Наша задача произвести беспорядок и вызвать панику в тылах противника.

По правде сказать, в данный момент в панике был я.

А… Хм… Что мы будем делать, если?.. Полноте, что вы? Мы ведь сила. Целая дивизия с хорошим начальником. У нас преимущество – мы можем избегать боев, которые нам не по вкусу, и навязывать бои красным, когда мы хотим. Мы можем отступать во все четыре стороны, а красные будут парализованы нашим внезапным появлением… Идите выпейте рюмку водки.

Водка безусловно придала мне немного храбрости. Но я плохо спал, просыпался, слушал. Боялся раздеваться, расседлывать Дуру. Но вскоре я убедился, что Шапиловский прав. Наш рейд по тылам оказался очень легким. Паника нам предшествовала, и достаточно было нам появиться и выпустить две шрапнели, все бежали без оглядки.

Рейд по тылам

В тылу у красных

Красный фронт укрепился. Атаковать их в лоб стоило бы больших потерь. Наше командование решило пустить Терскую казачью конную дивизию по красным тылам, дезорганизовать их снабжение, испортить железные дороги, связь и посеять панику. Генерал Топорков прекрасно выполнил эту задачу, облегчив нашей пехоте продвижение вперед и занятие Харькова. Дивизия прошла около 500–600 верст по красным тылам с большой легкостью. За все время нахождения в тылу противника было всего два неприятных момента, да и то по нашей вине. Больших боев мы избегали, было много внезапных налетов. Удачный рейд Терской дивизии предшествовал знаменитому рейду донцов генерала Мамонтова в район Тамбова. Рейд Мамонтова был большего размаха, но и наш рейд был блестящей операцией, давшей хорошие результаты и стоившей очень малых потерь.

Вначале, очутившись в тылу красных, мы трусили. Но очень быстро убедились, что паника нам предшествует и красные нас боятся гораздо больше, чем мы их. В конце концов рейд оказался настолько легким, что мы впали в другую крайность – в беспечность, что нам дважды причинило неприятности. Рейд состоял в постоянном движении, во внезапных нападениях с налета, и Топорков умел использовать внезапность.

Не обошлось без трагикомических происшествий. Разъезд и квартирьеры вошли в большое село. На околице расспросили жителей, нет ли красных войск.

– Войск нет. А на площади приехавший из Харькова оратор ведет пропаганду против вас, – с улыбкой ответил крестьянин.

Видимо, население, испытавшее власть большевиков, им больше не сочувствовало.

Казаки спешились и незаметно вмешались в толпу слушателей на площади. Оратор в порыве красноречия ничего не заметил. Он громил белобандитов, «этих гадов, негодяев, предателей, эту гниль, которую мы раздавим…» Он осекся, потому что прямо перед его трибуной стоял казачий офицер, уперев руки в боки, а крестьяне кругом посмеивались.

– Очень интересно, товарищ, то, что ты рассказываешь. Продолжай.

Но у товарища вдруг отнялся язык.

Другой раз ночью въехал в село, нами занятое, красный батальон на подводах. Комиссар стал стучать в окно «совета», требуя квартир. Один офицер выглянул и понял, в чем дело.

– Сейчас оденусь и сделаю все необходимое. Подождите малость.

Он вышел через заднюю дверь. Установили несколько пулеметов и приказали батальону бросить оружие, что тот и сделал. Батальон утром выстроили и приказали петь Интернационал. Топорков с ними поздоровался.

– Здорово, сволочь.

Они прекрасно ответили:

– Здравия желаем, ваше превосходительство!

Солдат отправили в тыл, комиссара в расход.

Они пришли вылавливать белобандитов, то есть нас.

Население нас встречало радушно, но слыша, что мы завтра пойдем дальше, старалось оставаться нейтральным, боясь репрессий.

Славянск

Мы углублялись все дальше в красный тыл. Перед нами был город Славянск, в нем соляные озера, добыча соли и курорт. Мы пытались взять город с налета, но это нам не удалось. Красные нас ждали и приготовились. Бой принял затяжной характер. Думаю, что Топорков хотел отойти от города и идти в другом направлении, во всяком случае, я его видел склоненным над картой.

Но Славянск был все же взят и это благодаря нюху нашего пулеметчика поручика Андиона.

– Говорите, что хотите, а пахнет спиртом, – сказал он, поводя своим большим носом с бородавкой.

Он исчез и вдруг появился снова на шикарной тройке белых лошадей.

– Где ты их взял?

– У пожарных, конечно. Но посмотрите, что тут.

В пулеметном тарантасе было несколько ящиков с бутылками водки.

– Мой нюх меня не обманул. Там громадные склады спирта, но красные рядом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Фронтовой дневник

Семь долгих лет
Семь долгих лет

Всенародно любимый русский актер Юрий Владимирович Никулин для большинства зрителей всегда будет добродушным героем из комедийных фильмов и блистательным клоуном Московского цирка. И мало кто сможет соотнести его «потешные» образы в кино со старшим сержантом, прошедшим Великую Отечественную войну. В одном из эпизодов «Бриллиантовой руки» персонаж Юрия Никулина недотепа-Горбунков обмолвился: «С войны не держал боевого оружия». Однако не многие догадаются, что за этой легковесной фразой кроется тяжелый военный опыт артиста. Ведь за плечами Юрия Никулина почти 8 лет службы и две войны — Финская и Великая Отечественная.«Семь долгих лет» — это воспоминания не великого актера, а рядового солдата, пережившего голод, пневмонию и войну, но находившего в себе силы смеяться, даже когда вокруг были кровь и боль.

Юрий Владимирович Никулин

Биографии и Мемуары / Научная литература / Проза / Современная проза / Документальное

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное