Походы и кони

Действительно, кобыла шла осторожно, и, когда я сползал, она останавливалась и движением спины меня выпрямляла на седле. По дороге была канава и доска поперек. Идя туда, она перепрыгнула канаву. Но на обратном пути ввиду моего состояния она этого не сделала. Она остановилась, выправила меня в седле, потом быстро, мелкими шажками, перешла по доске и опять меня выправила. Довезла целым до дома. Просто умница. Думаю, что у нее был опыт с ее прежним хозяином.

Итак, я завладел лучшей лошадью. Сперва никто на это не обратил внимания, но вскоре полковник Обозненко, командовавший батареей (Шапиловский остался в Керчи), стал коситься на мою кобылу. И чтобы завладеть ею, он придумал не особенно хороший способ. Даже удивительно со стороны Обозненко, который был, скорее, рыцарем.

Он знал, что я нашел тетку в Феодосии и что я хотел бы повидаться с братом, с которым встретился только мельком. Он отправил меня во Владиславовку к новому инспектору конной артилллерии с каким-то рапортом и с разрешением потом ехать в Феодосию и Керчь... А во время моего отсутствия попросил разрешения ездить на моей кобыле. Я, конечно, с радостью согласился — она будет в хороших руках... Но когда я снова попал в батарею, он отказался мне ее отдать. А я отказался сесть на другую лошадь и ездил в обозе. Но судьба сама разрешила наш спор. Дня через два кобыла была убита в бою, а я получил Андромаху, тоже прекрасную кабардинскую лошадь. Караковую. Вороную с подпалинами, мою самую любимую масть.

МОРСКОЙ БОЙ НА СУШЕ

Фронт на стрелке был неподвижный, к чему мы были непривычны. Мы изнывали от тоски и временами забывали, что находимся на фронте. Чтобы нам это напомнить, у красных был бронированный поезд с великолепной шестидюймовой пушкой. После 5 часов, когда солнце его не слепило, он появлялся на высотах у Геническа и посылал нам несколько снарядов. От Геническа шла ветка железной дороги на самую стрелку, очевидно, для вывоза соли. Наверху, у Геническа, наши трехдюймовки могли его достать только на пределе (8 верст). Но, как я уже говорил, стрельба на пределе и неточна, и портит накатник, и артиллеристы ее не любят. Хорошая стрельба на 3—4 версты. Но бронепоезд крайне редко спускался вниз, где мы могли бы его достать хорошим, средним выстрелом. Так что мы на его стрельбу отвечали молчанием, и это нас злило.

Как-то достали ужаснейший самогон. Сидели и выпивали, морщась и отплевываясь. Вдруг входят два морских офицера.

— Моряки?! Здесь, на стрелке? Какими судьбами?

— Буря выкинула нашу канонерку на песок. Сейчас 5 часов и бронепоезд начнет стрелять по нашему судну.

— И вы оставляете ваше судно без боя?!

— Что вы хотите? У нас две очень устарелые сорокадвух-линейные пушки, которыми до Геническа не достанешь. Если бы бронепоезд спустился на стрелку, тогда да, но...

Мы были выпивши и недавно приехали, то есть полны еще энергии.

— Есть у вас снаряды?

— Да, немного.

— Идем, дадим морской бой бронепоезду!

Быстро влили в моряков по стакану самогона, чтобы поднять их настроение, и с восторгом побежали к судну. Моряки последовали за нами гораздо медленнее. Они ведь знали силу шестидюймовой пушки бронепоезда и бессилие своих орудий. Но они не могли отстать от нас.

Конечно, судно только с натяжкой могло именоваться “военным судном”. Это был старый угольщик небольших размеров. На палубе были привинчены две архаические пушки, почти вышедшие из употребления. А в виде защиты от осколков висели пробковые матрацы, которые очень пригодились.

Моряки только успели объяснить нам употребление орудий, как появился бронепоезд и первый снаряд поднял столб воды и песка. Бронепоезд продолжал обстрел. Снаряды падали вокруг парохода. Видимо, у них не было офицера, иначе стреляли бы лучше.

И вот, ободренный нашим молчанием, бронепоезд стал спускаться вниз. Мы дали ему подойти возможно ближе и потом по команде открыли огонь и выпустили что только могли. Бронепоезд тоже стрелял без перерыва. Это длилось несколько ужасно долгих минут. Пробковые матрацы танцевали все время от ударов в них осколков. Наконец, бронепоезд задымил и отступил довольно быстро. В течение нескольких дней он не показывался. Может быть, мы его и повредили.

Он же нас очень повредил. Когда бой затих, мы пошли осматривать результаты. Вся стрелка кругом была вспахана. Осколки снарядов валялись на палубе. А в боку парохода была дыра. К счастью, стенки были так тонки, что не вызвали разрыва снаряда. Снаряд пробил обе стенки парохода и взорвался в песке за ним. Невольно мы поежились. Повезло.

— Какое счастье, что пароход на мели. Будь мы на воде, мы бы потонули.

Бронепоезд долго оставался наверху. Наконец, убедившись, что снарядов у нас больше нет, он спустился и еще дважды прострелил судно. Снарядов больше не было, и мы морских боев больше не устраивали. Нам в общем очень повезло, у нас потерь не было.