— Четыре тысячи, — ответила Катерина. — Долларов, в смысле.
— Неплохо для наших мест, — прикинул я. — Очень неплохо.
Сыновья не выдержали, заржали.
— Ты, батя, так говоришь «неплохо», как будто всю жизнь дома продавал и у тебя эти доллары тысячами по карманам ползали. А ты, небось, и пятьсот рублей одной бумажкой никогда не щупал!
— А что? — завелся я. — У нас, вон, и по полторы тысячи нормальные дома, зимние, продать порой не могут. В смысле, если дом в деревне, а не в престижном месте каком-нибудь, где коттеджи понапиханы и весь дачный поселок под охраной. Да и там старые дома покупают только ради участка, чтобы старый дом снести и на его место кирпичное чудище воткнуть, с гаражами и с этими окошками гнутыми. Ведь у тебя дом со всеми удобствами?
— Да, — кивнула она. — И даже газ подведен, и колонка есть. Вода горячая, и зимой — хочешь, печку топи, хочешь, газовый камин зажигай. Вот только на зиму, когда никого нет, мы газ отключали. Перекрывали вентиль под домом, где никому никогда бы не пришло в голову этот вентиль искать.
— Вот видишь? — сказал я. — Классный дом, и цены ему нет, и в престижном дачном поселке он стоит — и, все равно «новый русский» только бы на снос его взял, потому что он «не в стиле». Ну, накинул бы за место и за то, что все коммуникации подведены, газ включая… Но, наверно, так оно и вышло бы, тысячи четыре, не больше.
— Это ты верно баешь, — ввернул Гришка. — Только к чему? Все это — к делу не относящееся, мы сейчас о другом толкуем.
— А к тому, — ответил я, — что совсем дурные времена пришли. Хороший дом, которым раньше бы какой-нибудь академик или секретарь ЦК гордился, теперь этим, которые без мозгов, но с деньгами, и даром не нужен, потому как не «навороченный» он. А нормальные люди, которые толк в домах знают, и которые за такой дом и пятнадцать, и двадцать, и невесть сколько тысяч отдали бы, будь у них такие деньжищи, с голым задом сидят и купить ничего не могут…
— Да будет, батя, чужие деньги считать, — сказал Мишка. — У тебя как денег не было, так и не заведется, а сейчас действительно речь о другом. Если Катерина четыре тысячи получила, то, выходит, двенадцать тысяч ей придется выложить, если что.
— Все двенадцать, — подтвердила Катерина. — А откуда я такие деньги достану? Только квартиру продавать и бомжевать… А рассчитывать на то, что бандиты Татьяну убьют и все мое при мне останется, и дом, и деньги, уже полученные — это, знаете… Нельзя на чужой смерти благополучие строить. И даже на надежде на чужую смерть.
Чуть не сорвалось у меня с языка, насчет того, а на чем же, мол, твой дед свою жизнь построил, но вовремя я спохватился и смолчал.
— В общем, — завершила Катерина, — есть у меня обязательства, которые я все равно должна выполнить, по данному слову, даже если б неустойки надо мной не висело. И на этом я, можно сказать, с прошлым до конца развяжусь. Поэтому я, не теряя времени, пойду к Татьяне и договорюсь, когда мы к нотариусу едем.
— А где ты остановишься? — спросил Гришка.
— Ну… — она слегка улыбнулась. — Наверно, Татьяна не откажет, чтобы я в её — в моем, то есть, доме — переночевала. А если ей это неудобно будет, по каким-то причинам… Что ж, я к вам на ночлег попрошусь.
— Завсегда примем! — заверил я. — Вот, только, извини, можно мне все-таки на твои документы взглянуть? Может, я чего и разгляжу, со свежего-то глазу.
— С поправленного глазу! — заржали сыновья. — Ты лучше, батя, не по документам шуруй, а по армейскому правилу действуй: «С утра выпил — весь день свободен»!
— Так я ж глазок именно поправил, а не залил, — ответил я. — Да и выветрилось все уже, кроме возможности соображать.
— То-то тебя на рассуждения о цене домов потянуло! Будто миллионера какого.
— Да ладно вам… — Я рукой махнул.
А Катерина свою наплечную сумочку расстегнула.
— Вот смотрите. Бумага, что в семьдесят девятом году мой дед эту дачу приобрел, на правах аренды на девяносто девять лет, у Ермоленкова Ивана Мефодьевича. Тогда ведь дома нельзя было приобретать в собственность, можно было только брать в аренду у государства, или, там, у колхоза. Или пайщиком дачного кооператива стать, но тогда тебе принадлежал, как бы, не сам дом с участком, а пай в кооперативе, и после твоей смерти, особенно если ты завещания не оставил, собрание кооператива решало, оставить дом и участок за наследниками или вернуть им пай, а дом передать кому-то другому. То есть, такое голосование всегда формальностью было, потому что все понимали, что дом — это личная собственность, как бы это официально ни называлось, но ведь существовало такое… — она улыбнулась чуть ли не виновато, что все это знает и так грамотно излагает. — Я во все это вникала, на всякий случай, и знающие люди мне растолковывали. Боялась я, понимаете, что-то не то сделать и на каком-нибудь нарушении законов попасться. Тем более, после дедовских намеков… Так. Нотариально заверенное соглашение, что вся сумма аренды на все девяносто девять лет, семь тысяч рублей, выплачена Ермоленкову полностью.