Похоронное танго

— А я в поповские дела не суюсь, — ответил я. — И тебе не советую. По мне, брехня все это. Что вы с Катериной общий язык нашли, факт. Что, если сговоритесь да спроворитесь, хорошей женой она тебе будет, факт. Что жена тебе вот такая нужна, тихая, но гордая, тоже факт. А получится у тебя жена, которая будет в церковь бегать, так тебе от этого скорее выйдет тепло, чем холодно. Потому что в церковь — это не на гулянки и не на сторону. А остальное, по-моему, тебя не должно касаться. В крайнем случае, Николаю Угоднику помолись. Он мужик отзывчивый, он вытянет, как всю Русь тянет.

— Ну, не знаю… — Гришка криво улыбнулся. — Мне кажется, не сговоримся мы с ней.

— Да сговоритесь. Обязательно сговоритесь. Ты только не отступай.

Гришка только вздохнул и головой покачал.

А я тем временем опять в окно глянул. И показалось мне… Да, вроде, Зинкино платье мелькнуло, далеко, за деревьями уже.

— Эй! — сказал я. — Куда это мамка намылилась?

— Мамка? — Гришка встал и тоже в окно поглядел. — Где ты мамку увидел?

— Так не видать уже, скрылась… А может, и вправду почудилось. Вот что, спущусь-ка я вниз. Погляжу, на месте она или нет.

И правда, неспокойно мне сделалось.

И поспешил я вниз, Гришка — за мной следом.

А там, за пиршественным нашим столом, сидит очнувшийся Константин, и всю снедь, которая на столе так и осталась, в себя заворачивает. Мы когда вошли, он как раз очистил тарелку от говядины и помидорно-луковой этой икры, стопарь водки опрокинул и бухнул на тарелку судака кусман здоровый, картошки отварной и все это растительным маслом обильно полил, а потом, секунду поразмыслив, ещё и салату из яиц, зеленого лука и сметаны в тарелку привалил.

— Здорово всем! — сказал он. — Пристраивайтесь! С утра малость перекусить — самое оно!..

— Ты скажи лучше, — спросил я, — мамка где? На месте или и впрямь ушла?

— Мамка? — Константин с недоумением на нас поглядел. — Ушла, конечно. Ты ж знаешь, она в чужих домах ночевать не любит. Если и прикемарит где, то обязательно, как глаза откроет, в родную кровать потопает, хоть посреди ночи, чтобы там остаток сна добирать. Мы с ней почти одновременно проснулись. Я ещё позавтракать ей предлагал, так она нет, ни в какую. Мол, сейчас домой, проспаться в своем уюте, а потом уж, когда проснусь, то и поем, а сейчас все равно кусок в горло не полезет. Ну, и пошла.

— Так чего ж ты её не остановил?

— А почему я должен был её останавливать? — совсем удивился Константин.

Ой, ё-моё, Господи Боже, хрен с прибором, японский городовой, сообразил я! Ведь Константин в то время, когда мы договаривались, что часов до двух дня в этом доме пробудем и никуда отсюда носу не покажем, богатырским сном спал, и все это мимо него прошло. А Зинку мы вообще в неведении держали! Вот и получилось, что она не знала, что домой идти нельзя, а он не знал, что мамку обязательно нужно останавливать!

Мы с Гришкой переглянулись, подумав об этом.

— Я побегу, верну её, — сказал я. — А ты растолкуй Константину, что к чему.

— Так, может, мы вместе с тобой двинем? — сказал Гришка.

— Да не надо! — махнул я рукой. — Там вряд ли какие неприятности ожидают. В конце концов, и рано еще, для любых визитов. Главное перехватить её, да сюда вернуть для порядку. Сам справлюсь.

И выкатился кубарем из дома, и заспешил по дорожке.

Спешу, но не бегу, потому что одышка меня одолевает, и на выходе уже из перелеска наткнулся я на Верку-почтальоншу.

— Здорово, Михалыч! — окликнула она. — Не знаешь, Татьяна Железнова это та, которую в дурном доме искать? Правильно я иду?

— Все точно, — ответил я. — А что такое?

— Да вот, телеграмма ей срочная. Надо прежде всей остальной почты занести.

— Погоди… — я остановился и нахмурился. — А сколько ж сейчас времени, что ты почту разносишь?

— Да восьмой час за половину уже перевалил. Самое время разносить.

Надо же! Больше половины восьмого! Это, значит, пока я на рассвет любовался, да потом с Гришкой неспешно беседовал, время незамеченным утекло!

— Топай прямо туда, — сказал я. — Там все сыновья мои, и Гришка, и Мишка и Константин. Кто-нибудь из них телеграмму возьмет и хозяйке отдаст.

— Сыновья твои там? — ехидно удивилась Верка — ну, такое удивление с подковырочкой изобразила. — Когда ж приехали? И почему не дома? Шабашку ночную нашли?

— Нашли шабашку — водяру хлебать, — и, не удержавшись, я брякнул. Все ведь молодежь, вот и задружились, Мишка с хозяйкой дома в особенности. А я уж прилип, присосался к источнику, должна ведь молодежь и старших уважить… А что за телеграмма-то? — мне любопытно стало. — Взглянуть можно?

— Да, вроде, сеструха имеется у Татьяны этой, и надо ей с этой сеструхой встретиться. Вот, смотри, — и Верка показала мне телеграмму. Хоть, вроде, и не положено, но, понимай, отблагодарить хотела за то, что я ей такую смачную сплетню подарил, которую, на сорочьем-то её хвосте, повсюду разносить можно.

И прочел я: