Похоронное танго

И в тот же миг ещё один хруст раздался. Это бандюга, на придурке сидевший, от брыканий придурка совсем озверел и шею ему переломил — я так понял потом, что скорей от излишнего усердия, чем целенамеренно, он ему шею выкручивал, чтобы тот притих, а тот все не притихал — и придурок на полу вытянулся, весь распластался обмяк, будто брошенная тряпичная кукла. А бандюга только начал на ноги привставать, как Константин, правой своей, здоровой рукой и его снес. Бандюга отлетел, затылком о порог хрястнул и тоже притих.

— Ну и ну!.. — Гришка стоял, оглядывая побоище.

— Суки!.. — процедил Константин. И стал искать, чем бы руку перебинтовать, из которой кровь хлестала.

Тут Зинка опомнилась.

— Погоди, сынок! Я тебе перевяжу!

Как ни странно, йод и бинт у нас в доме водились, и даже сухой стрептоцид оказался. Вот Зинка стрептоцидом раны и присыпала, и перебинтовала плотно.

— Это что ж такое делается… — все причитала она. — Что ж это такое делается…

А Гришка всех бандитов обшарил, все оружие у них собрал.

— А ты знаешь, батя, — сообщил он, — у нас тут целых трое в жмуриков сыграли. Горбыль само собой, а ещё вот этот, которому я кулаком прямо в висок угодил, и вот этот, которого Константин приложил. То ли от удара помер, то ли оттого, что неудачно затылком о порог треснулся.

— А Николай? — спросил я.

Гришка его оглядел, по щекам похлопал, веки оттянул, пульс пощупал.

— Этот жить будет, — сказал он. — Должно, скоро очухается.

— Пришить эту сволочь… — подал голос Константин, которому Зинка как раз руку заканчивала перебинтовывать.

— Нет, — сказал я. — Пришивать его не надо, нам надо с ним поговорить. И потом, нам нужен кто-нибудь, кто за все эти трупы будет перед милицией отдуваться. Не на себя же их брать!

Сыновья переглянулись — да и заржали.

— Хитрый ты, батя! Ой, хитрый! Да и откуда в тебе такая солидность взялась, будто от крестного отца какого?

Я и сам хмыкнул. Сел на стул, руки на колени положил, взгляд набычил, точно как Леонов в «Джентльменах удачи», да и спросил:

— Ну что? Похож я на этого… который в том американском фильме был главой китайской мафии, грозный такой и на все вопросы ответы знающий? Которого потом все-таки этот, как его…

— Брюс Ли? — спросил Гришка. — Джеки Чанг?

— Ну, кто-то из них, да… Взял и победил.

Как ни погано у всех на душе было, как ни хреново и муторно, а опять заржали они.

— Почти похож, батя! — сказал Константин. — Тебе бы ещё прищепки на глаза надеть, чтобы узенькие были глазенки и раскосые, тогда бы вообще полное сходство было!

— Ага, — поддакнул Гришка. — А про прищепки сказать, что это китайское украшение особое, навроде серег.

А тут и Николай зашевелился. Гришка его за шкирку взял и на стул усадил. Те двое быков Николая, что дышали, в сознание пока что не пришли.

А Николай очумело вокруг поглядел.

— Да вы… — он аж подавился своей злостью. — Да вы знаете, что с вами сделают?

— То же, что ты с Владимиром сделал? — спросил я. — Или что-то другое?

Николай опять дыхание проглотил. На этот раз, от потрясения.

— Кто вам сказал, будто я с Губой что-то сделал?

— А где ж он тогда? — спросил я. — Не отвечаешь? А я тебе скажу. Ты ещё вчера узнал, что Владимир — из чекистов, и что, возможно, он к вам специально приставлен, чтобы в «органах» о всех ваших делах знали, а то и на пользу вас употребляли. Чтобы подконтрольными вы были, а не дикими. Поэтому «Губе», как ты его называешь, и дозволялось очень многое, даже в убийствах участие принимать. Чтобы потом, когда яблочко созреет, все ваши капиталы под «органы» сгрести, вас уничтожив. Или что-то подобное с вами учинить. И когда ты все это узнал — ты и пришил Владимира. В сегодняшнюю ночь, наверно. Да и не был бы ты таким взъерошенным, если бы своего партнера только что не убил. Это ж надо удумать — вооруженным отрядом к нам являться и здесь разбой устраивать!

Николай слушал меня, и глаза у него все округлялись и округлялись.

— Губа?.. Чекист?.. Да откуда ты весь этот бред взял?..

— Птичка насвистала. Сам подумай, если даже до нас такая сплетня дошла, то, значит, хороший звон её разносит. А вообще, я вчера в милицию заскакивал, десятку эту несчастную вернуть, и краем уха поймал разговор, для меня не назначавшийся. Что, мол, Владимир прокололся где-то засветил свое чекистское прошлое, и теперь этот прокол станет известен Фоме — тебе, то есть — меньше, чем в сутки. И то-то начнется «цыганочка» с выходом — с выносом тел, понимай! И менты, показалось мне, ещё посмеивались, что, вот, пусть, мол, и перебьют друг друга, нам же легче будет…

Николай слушал, под правой скулой у него желвак заходил. То есть, под левой, наверно, тоже, но там после Гришкиного кулака так все вспухло и расцвело, что никакой желвак бы не проявился.

— Это… — пробормотал он. — Хотя, да, были непонятные моменты… Но… Ты, случаем, не уловил, в чем прокол?

Я покачал головой.