Похороны

— Это правда, что ты колешься?! — снова повторил свой вопрос Владимир Николаевич и теперь его голос был гораздо жёстче.

Мишка кивнул.

— Как давно? — спросил отец, нервно постукивая пачкой по краю кухонного стола. Мишка пожал плечами. Как давно, отвечай?! Год, два?! В милиции сказали, что полтора. Это правда?

Мишка снова кивнул. Он подозревал, что отцу уже всё рассказали в милиции, но и без этого не собирался врать. Он дрожащими пальцами продолжал изучать швы на рубашке.

Ирина снова испортила всё. Она соскочила со своего места и уже во-второй раз кинулась вся в слезах обнимать сына. Она что-то говорила, зажмуриваясь от слёз. Владимир Николаевич раздражённо наблюдал за этой картиной, пока что-то в глазах сына не насторожило его.

— Отойди. — кинул ей Владимир Николаевич и оттолкнул её от Мишки. — Ну-ка, посмотри в глаза сейчас. — Сказал он теперь Мишке. Тот сжался, сидя на своей табуретке. Подними голову. Глаза! Быстро.

Мишка поднял голову, но глаза его были всё равно опущены и ни черта не было видно, что он скрывает в своём взгляде. Отец уже собирался прикрикнуть в очередной раз на него, когда Мишка взглянул на отца. Этот взгляд впитал всю силу воли из семнадцатилетней души, весь страх, перемешанный с немым и безымянным сопротивлением давлению отца; наверняка так смотрят птицы, умирая от разрыва птичьего сердца где-то среди облаков. Однако как бы не был твёрд этот взгляд, всего лишь одна малая черта лишала его благородства и превращала в неприятный, словно потусторонний, взгляд: в светлых глазах Мишки не было заметно зрачков. Не смотря на то, что в кухне стоял полумрак из-за закрытых штор, зрачки были сужены до крохотных точек, а взгляд от этого приобретал холодность, отрешённость и болезненность.

Владимир Николаевич замерев смотрел в глаза сына; он медленно тонул в мыслях, глядя в безнадёжные глаза своего потерянного Мишки.

Мишка нервно облизнул сухие губы. С него быстро сошла спесь и гордость, вспыхнувшая секунду назад, сменившись вновь на замешательство и испуг. Его пальцы вновь пытались нащупать упущенный край рубашки, как будто где-то среди швов было спрятано спасение.

— Ирина, — гаркнул отец. — ты смотри, он же до соплей обдолбанный! — И далее он обратился уже к сыну. Показывай руки!

Мишка судорожно отодвинулся в сторону матери, когда Владимир Николаевич подлетел к нему и вывернул правую руку. Рубашка сползла до локтя и уже открыла несколько следов, оставленных жалом бессмертного демонического насекомого.

— Мать-перемать… — задыхался отец. — Ирина! Посмотри на это! Это твой сын, Ирина! — Он крутил взад и вперёд оторопевшего Мишку и задирал по очереди рукава то на правой, то на левой руке. — Стой прямо, щенок! Снимай джинсы, снимай носки, будем смотреть дальше!… отрывисто выкрикивал Владимир Николаевич.

Мишка повиновался, выполняя приказания одно за другим. Он очень боялся своего отца.

— Что это?! — в запале ярости кричал отец, указывая сначала на цепочку из красноватых точек на лодыжках, — А это что?! Ты можешь объяснить что это?! — он указывал жене на подобные следы от уколов на внутренней стороне бёдер.

— Всё-всё, перестань, Вова. — бегала вокруг мать. Оставь его, оставь…