Похороны викинга

– Скажи ему, чтоб он не смел умирать, пока я его не допрошу, иначе я его пристрелю, – ответил я, заряжая револьвер. – Заодно скажи сержанту, чтобы авангардный отряд Иностранного легиона в полном походном снаряжении выступил через девять минут. Остальные на мулах.

У ворот я узнал от араба, продолжающего умирать на умирающем верблюде, что два дня тому назад большой отряд туарегов был замечен с вышки форта Зиндернеф. Немедленно мудрый унтер-офицер, исполнявший после горестной смерти капитана Ренуфа обязанности коменданта, выслал этого араба на его быстром верблюде мехари из форта. Он велел ему не ждать, пока его изловят, а гнать за помощью. Если же он увидит, что туареги настроены несерьезно, ради спорта немного постреляют по форту и двинутся дальше, – проследить за ними и выяснить, какую чертовщину они задумали.

С песчаного холма араб увидел, как туареги окружили форт, вырыли в песке окопы, полезли на пальмы и открыли по форту сильный огонь. Он насчитал десять тысяч нападавших (это значит, что их было около пятисот человек). Тогда он повернул своего мехари и скакал день и ночь. Я обещал ему много наград, в том числе спустить с него шкуру, если узнаю, что он недостаточно торопился, и повел свой отряд форсированным маршем.

Я был впереди с отрядом всадников на мехари. За нами шел эскадрон на мулах и рота сенегальцев. Она должна была идти пешком по пятидесяти километров в день, пока не дойдет до Зиндернефа. Мы сделали рекордный марш и с вершины песчаного хребта увидели форт и маленький оазис. Ни следа туарегов, никакой битвы, никаких усеянных трупами развалин. Форт выглядел совершенно нормально: квадрат тяжелых серых стен, плоская крыша, бойницы и башни. Наверху стройная вышка и надо всем – трехцветный флаг.

Все в порядке, честь Франции спасена, и я от радости стал махать кепи. Я начал сочинять реляцию о своем блестящем марше и раз шесть выстрелил из револьвера в воздух. Пусть в форту знают, что где бы ни прятались туареги, опасности больше нет, потому что я, Анри де Божоле, привел помощь. Я тогда я заметил странную вещь: высокая наблюдательная вышка была пуста.

Странно! Очень странно! Непонятно, как можно, зная, что туареги шныряют вокруг и одна из их банд только что была отбита от форта, забыть выставить часового на вышку? В любой момент они могут вернуться. Я выскажу коменданту соответственный комплимент по этому поводу.

Хорошенькое положение вещей, нечего сказать! Я подхожу к форту средь бела дня, стреляю из револьвера, и никто не обращает на это ни малейшего внимания. Вместо меня с таким же успехом могли прийти все туареги Африки или вся германская армия.

Нет, несмотря на флаг, что-то было не в порядке. Я вынул бинокль. Может быть, я что-нибудь упустил невооруженным глазом. Может быть это засада: туареги взяли форт, перебили его защитников, привели все в порядок, надели форму, оставили флаг и ждут ничего не подозревающий спасательный отряд, чтобы перестрелять его у стен. Нет, слишком непохоже на наших друзей туарегов. Мы знаем, что они устраивают, когда берут форты. Нет… в бинокль я вижу в амбразурах лица европейцев: смуглые, бородатые, но определенно не похожие на туарегов.

Опять-таки странно: в каждой амбразуре лицо солдата, большинство целится из винтовок, иные прямо в меня. Почему? Во всей пустыне нет ни одного туарега. Почему они не спят сном утомленных победителей в своей казарме, выставив двойной караул на вышке? Почему на вышке никого нет, а все амбразуры заполнены людьми? Почему никто не двинулся с места и не пошел доложить коменданту о нашем приближении?

Как бы то ни было, защитникам повезло, и туареги плохо стреляли, иначе у них не осталось бы достаточного количества людей, способных стоять в амбразурах.

Когда я опустил бинокль, я понял, что нас ждали и что комендант позволил себе маленькую, вполне простительную шутку. Он хотел показать мне форт таким, каким его увидели туареги. Так и есть, нас заметили: со стены было сделано два выстрела. Дурень на радостях выстрелил почти прямо в меня.

«Я ему покажу», – думал я, проезжая через оазис и улыбаясь. После этого я довольно долго не улыбался.

Под пальмами были пятна высохшей крови. Добрые винтовки Лебеля собрали свою дань с нападавших… Я выехал из оазиса и подъехал к воротам.

Человек шесть стояли на стене над воротами. Ближе всех ко мне стоял великан с седыми косматыми усами, из-под которых торчала короткая деревянная трубка. Его кепи было лихо заломлено на бок и закрывало один глаз, другим, прищуренным, он лукаво смотрел на меня, держа винтовку наведенной на мою голову. Это был настоящий старый легионер, а вовсе не туарег.

– Поздравляю, ребята, – крикнул я. – Франция и я гордимся вами! – Я снял кепи, отдавая честь их победе. Никто из них не шевельнулся. Никакого ответа. Мне это не понравилось. Шутка становилась неуместной.

– Чему вас учили в Иностранном легионе? Вызовите коменданта. Живо! – Никто не шевельнул пальцем.