Похороны викинга

– Этот дурак не вернется, – громко сказал Растиньяк и расхохотался. Капрал ударил его кулаком по губам и зашипел: «Мы тебе устроим жабу и рот набьем песком, как это тебе понравится? Хочешь еще поговорить?»

Жабу устраивают так: человеку связывают руки за спиной и к ним притягивают ноги. Человека выгибает колесом, и его оставляют лежать на солнце.

Через десять минут я позвал сержант-мажора. Дольше я не мог выдержать.

– Я пойду сам. Я не могу послать второго солдата, хотя следовало бы… Примите командование. Если через десять минут я не появлюсь и ничего не случится, атакуйте форт. Часть посылайте на стены, часть в ворота. Ворота сжечь…

– Разрешите мне пойти, командир.

Он храбрый человек этот сержант, но я вижу, что он смертельно боится.

– Молчать! Пойду я, а не кто другой, – отвечаю я и иду к стене форта. Я помню, как я мучительно боялся осрамиться перед всеми солдатами – живыми и мертвецами. Я не гимнаст и не мог птицей вскочить на стену, как мой трубач. Печально, когда тело слабее духа. Я довольно долго и неизящно болтал ногами, вися на водосточной трубе, но наконец зацепился, влез на стену и прополз в амбразуру.

Тут я остолбенел от невероятности развернувшегося передо мной зрелища. Я не верил своим глазам. Весь гарнизон стоял живой, спиной ко мне. Они стояли в высохших лужах своей крови и не отрываясь следили за несуществующим врагом. Я забыл исчезнувшего трубача, забыл свой отряд и все на свете. Я увидел нечто новое.

У моих ног лежал комендант форта. Он лежал на спине, в упор смотря на солнце своими невидящими глазами, и в сердце его был вонзен штык, длинный французский штык с выгнутой рукоятью. Нет, на нем не было никакой другой раны. Он не был застрелен. Он лежал с французским штыком в сердце. Что вы скажете по этому поводу, мой друг?

– Самоубийство, – отвечал Лоуренс.

– Так сперва подумал и я, но потом увидел, что в одной руке комендант держал револьвер с одним выстрелянным патроном, а в другой смятое письмо. Вы представляете себе, чтобы кто-нибудь вогнал себе в сердце штык, а потом схватил бы одной рукой письмо, а другой – револьвер? И потом, кто станет кончать с собой при помощи штыка, имея заряженный револьвер? Самоубийство?.. Чепуха…

Неудивительно, что я забыл все на свете. Представьте себе французский форт в сердце Сахары. Весь гарнизон стоит убитый у амбразур. Туареги отбиты. И в мертвом форту, не взятом туарегами, лежит комендант этого форта с французским штыком в сердце.

Но почем я знаю, что форт не взят? Что сталось с моим трубачом? Из каждой щели за мной могут следить беспощадные глаза туарегов. Казарма и комнаты могут быть битком набиты ими.

Нет, это абсурд! С какой стати они стали бы убивать коменданта французским штыком? Они разнесли бы его в клочки и отрубили бы голову каждому трупу. Я видел, что остается после их побед. Обугленные, разграбленные развалины, усеянные клочьями того, что раньше называлось людьми.

Этот убитый комендант был героем. Я почувствовал, что это он заставил своих солдат охранять форт даже после смерти. Когда они падала один за другим в течение этого долгого страшного дня, он ставил их, убитых и раненых, в амбразуры с винтовками, а потом поочередно стрелял из каждой амбразуры. Неудивительно, что туареги не посмели идти на приступ, видя в каждом отверстии стены бесстрашного человека, которого не могли убить.

Это был герой с мрачным юмором и неукротимой храбростью, настоящий герой Иностранного легиона. И когда я вспомнил, как предательски он был убит, моя кровь закипела. Я позволил себе преклонить перед ним колено и приколоть ему на грудь мой орден Почетного легиона. Это был простой унтер-офицер легиона, но он стал одним из бессмертных героев Франции… и я отомщу за его убийство. Таковы были мои мысли, мой друг, когда я понял правду. Что вы скажете по этому поводу?

– Пора обедать, – сказал Джордж Лоуренс и встал.

– Кто же его убил? – спросил на следующее утро де Божоле у лежащего на койке Лоуренса.

– Опять? – пробормотал тот и уставился глазами в потолок.

– На чем я остановился?

– Не знаю, я своевременно уснул, – невозмутимо ответил Лоуренс.

– Ах да, я приколол ему на грудь мой орден. Это был такой же герой, как ваш генерал Гордон. И так же, как в Хартум, помощь пришла слишком поздно. Но честь флага была спасена. Я встал, зарядил револьвер и пошел вниз. По пути мне пришла в голову одна мысль, и я, прежде чем спускаться, обошел всех мертвых защитников стены. У всех штыки были на месте. Я не думал, что кто-нибудь пошел и убил его штыком, а потом вернулся и умер в амбразуре. Он не смог бы умереть на ногах. Но все-таки… Я спускался по лестнице с поднятым револьвером. Я не знаю, чего я ждал, но ведь здесь, в этой тишине, бесследно пропал мой трубач. Я вошел в казарму. Как вы думаете, что я там нашел?

– Не знаю, – сказал Джордж Лоуренс.