Похоть

— Довольно! — рявкнул Ниалл. — Гвинед, ты прикажешь двум слугам взять молоко от коровы, которую фермер Дуглас оставил на пастбище специально для нас. Я одарил фермера и его жену ребенком, прибегнув к своим чарам. Корова — десятина, его плата за мою щедрость. Иди исполняй немедленно.

Ниалл перевел взгляд на убитого горем Айриэна:

— Позволь нам похоронить ее по нашему обряду, друг мой.

Рыдания вырвались из груди воина, стоило ему посмотреть вниз, на мертвое лицо возлюбленной.

— Она не хотела этого — оставаться здесь, со мной, в нашем королевстве. И, предчувствуя неотвратимо надвигающуюся смерть, молила меня, Ниалл, освободить ее. Я… обещал ей, что сделаю это.

Сглатывая вставший в горле комок, Ниалл наблюдал, как Айриэн опустился на колени, заливаясь слезами над безжизненным телом Гертруды. Уже не в первый раз проклинал Ниалл свою мать, королеву Благого Двора, за наложенное в сердцах заклятие. Он проклинал и собственного отца — за то, что тот преспокойно позволял годам течь, бездействовал целыми десятилетиями, не удосуживаясь искать способ снять заклятие. Но больше всего темный король проклинал тот день, когда мать убежала и взяла с собой его брата-близнеца, оставив его, Ниалла, в этом королевстве — в бессилии наблюдать, как его подданные чахнут и умирают, как вырождается его двор.

— Айриэн, — тихо произнес Ниалл, положив руку на плечо кузена. — Мы отомстим за ее смерть. Я тебе обещаю. Я найду способ разрушить это проклятие. Ты найдешь другую женщину, Айриэн, — у тебя все получится. И она будет хотеть тебя, желать тебя так же неистово, как ты будешь желать ее.

Айриэн поднял взор на двоюродного брата, темные глаза воина сверкали сквозь пелену муки, подобно ониксу.

— Мы все прокляты, Ниалл. Королевство гибнет. Несмотря на все наше богатство, обилие пищи в наших закромах и роскошь в наших покоях, мы прокляты. С материальной точки зрения у нас есть все, что только могут желать мужчины-феи, все, кроме любви женщин, все, кроме детей, — того самого, что помогло бы выжить нашему народу.

— Я сниму это ужасное проклятие, Айриэн. Ради этого я сделаю все, что только ни потребуется. Клянусь тебе в этом.

Лицо Айриэна исказилось, на смену горю пришел гнев.

— Кто же захочет нас, Ниалл, — горько усмехнулся безутешный вояка, — когда мы приговорены носить на себе бремя греха?

* * *

Стоя в спальне своего отца, Ниалл смахнул паутину, которой основательно заросло все вокруг за долгие годы, прошедшие со смерти Дуира. Именно в этой комнате была надежно спрятана тайна того, как разрушить проклятие, — Ниалл нисколько не сомневался в этом.

Дрожь омерзения пробежала вдоль его спины, когда он огляделся в давным-давно неприкосновенных покоях. Комната была холодной и гнетущей, совсем как человек, который когда-то обитал в ней. Несмотря на теплый яркий балдахин и многочисленные подушки из бархата и шелка, постель, точно так же как и вся спальня, оставляла впечатление могилы. Кроме того, эта комната была свидетельницей изнасилования благой королевы, равно как и зачатия Ниалла и его брата, а также их последующего рождения. Эти стены помнили ту ночь, когда мать Ниалла сбежала из Неблагого Двора, забрав с собой его брата-близнеца, который был копией светлой королевы и воплощением ее благих деяний. Тогда мать бросила Ниалла, как две капли воды похожего на своего отца, оставив расти здесь, на попечении человека, слывшего не кем иным, как буйным умалишенным.

В этой комнате царило отвратительное, грязное прошлое, но, лишь погрузившись в его темные тайны, можно было отыскать способ положить конец заклятию.

Ниалл бросил взгляд на массивную кровать, простыни цвета слоновой кости, смятые и свисавшие к полу, и перед его мысленным взором предстал образ короля — умирающего, передающего Ниаллу власть над двором, для которого не существует надежды. Двором, оскверненным грехами его отца.

Словно шепот, струившийся сквозь потертые от старости балдахины, Ниалл слышал раздававшееся вокруг бормотание о проклятии, словно кто-то напоминал ему о том, о чем он и так уже знал, — о тяжелом наследстве гнева его матери. Все это словно чернилами вывелось на коже Ниалла, поскольку те слова и материнское заклятие давно запечатлелись в каждой частичке его существа.

Мать… Ниалл взглянул на портрет, висевший над кроватью отца. У Айны были серебристые волосы и фиалкового цвета глаза — Ниалл унаследовал ее глаза. Айна происходила из двора солнечного света и радости, а его отец — из двора ночи и плотского греха. Дуир был олицетворением мира мрачной красоты и эротической чувственности, а мать Ниалла была зеркальным отражением темного мира. Но это короля совершенно не заботило. Владевшее Дуиром вожделение было настолько сильным, что он похитил Айну прямо из ее постели, пока она спала, и вынудил ее принять его плоть. Отец Ниалла, в своем ошибочном, самонадеянном неблагом неведении, был убежден, что может заставить Айну полюбить его с помощью секса.

Но мать Ниалла так никогда и не смирилась со своей участью. Точно так же, как и Гертруда, которая никогда не смягчилась в ответ на чувства Айриэна.