Похоть

Директор стоит, как зажженная сигарета, перед сухой соломой своей постели, и подвергает себя унижению. Страх вспыхивает там, где на этой ночной австрийской подстилке для скота происходит нечто святое, где движутся туда и сюда повозки и где рассказывают о священном животном, которое трется у яслей с кормом и у социальных пособий. Рождество было не так давно. Ребенок так радовался доскам своих лыж, которые могут стать и досками его гроба. Теперь черед загадывать подарки на весну. Отец купается в изобилии своего высокого положения и своих завышенных потребностей и движется от одного к другому. Жене давно уже хочется исчезнуть из дома в любую минуту, она теперь знает, что такое молодежь, ей известно, что она потеряла, известно, где ей нечего больше искать. Так и бывает, когда гибнут люди, которые позволяют себе шутить с жизнью шутки! В глотку женщины вторгается чужой язык, а потом кран отворачивают до предела, чтобы смыть вкус. Муж обрушивается на жену с высоты укреплений своего тела. Она пытается укрыть лицо тенью, но у слуг силой отбирают даже то, что им принадлежит. Никакая сила не способна воспрепятствовать мощной директорской плоти, главное, чтобы он в это верил. Вся наша сборная команда горнолыжников живет этой верой! Но для этой женщины мужа уже вышвырнули из ее жизни, как пару наших высокопоставленных современников, имена которых лет через десять будут восприниматься со смехом. Она жаждет только одного — молодости. Она сфотографирует красивые юные тела, чтобы молодость взяла ее к себе. Словно с неба нисходят на нее эти прекрасные образы, а тем временем муж отводит в сторону ее руки, закрывавшие лицо, и пенис его приближается, покрывая ей щеки пятнами, красными от вина и от вины. Хотела бы я знать, чем еще питаются люди (помимо своих надежд). Все выглядит так, будто все средства они вкладывают в фотоаппараты и в дорогостоящую аудио- и видеотехнику. Скоро в их домах для жизни не останется места. Все прошло, когда миновал сам акт приобретения вещи, но ничто не завершено, ведь иначе бы ее здесь больше не было. Ведь и грабителям, вламывающимся в дом, нужно чему-то порадоваться.

Мужчина дожидается, пока в нем закипит вода. Потом он бросает в кипяток жену, с которой уже стянут халат. Перекладина его семафора поднялась, трасса свободна. И все пляшет под его сигнальную дудку. Он устремляется в лоно жены. Подбадривать его не нужно, он и так бодр. Все обстоит так, словно его член никак не может успокоиться, потому что в ее дыре, возможно, уже орудовал кто-то другой и испакостил ее дно куском своей колбасы. Мужчина в ярости заранее растрачивает себя и разбазаривает свое добро, слишком много энергии уходит в крик, своды его тела дрожат. На улице все под гнетом льда и снега. Природа в общем и целом справляется сама, правда, иногда ей нужно помочь, чтобы она в тишине и покое могла питаться тем, что ей принадлежит за нашим столом. Мужчина влажным дождем проливается в женщину спереди и сзади, мотая ее во все стороны. Он со всей силой выбивает пыль из маленьких тюфяков ее груди. Несколько килограммов его добра тяжелы как камень. Он без страха и упрека с головой засыпает женщину грубой щебенкой и странствует по ней туда и сюда, обретя прочную почву под ногами.

Заспанному, вновь поднявшемуся с постели ребенку не стоит так дергать за ручку дверь в ванную комнату, иначе его выплеснут вместе с водой. Мужчина с силой откидывает голову женщины назад, так резко, что она вскрикивает от боли. Птенчик его бодрствует, и его запирают в клетку рта, там ему очень удобно, он порхает туда и сюда без зазрения совести, пока в горле женщины вдруг не возникают спазмы, не раздается шум прибоя и волна слизи не устремляется по его черенку, стекая вниз по колышущимся сводам мошонки. Тут уж ничего не поделаешь. Он спасается бегством из ее глотки и наклоняет жену над ванной. Член его стоит как толстый камыш вокруг ее ложа, в которое его наконец-то укладывают. Муж бьет в колокола ее грудей, алкоголь вытекает из нее, как вода, а из скважины вылетают крупные капли. Нет, господин директор не позволит женщине так вот просто выпасть из его гнезда. Пусть она не прислушивается к своим чувствам, а слушается его.