Нежно, словно укрощенный гром, а он бывает таким, когда хорошо расположится на своей жене, директор склоняется над ее кожей, издающей животный запах. Женщина хочет спать. Однако ее недружелюбно настроили, когда она прониклась подобным желанием. Ее переполняет недавнее прошлое. Если мы тесно прижмемся друг к другу, мы тоже заметим: будущее принадлежит молодым, если они получили образование, а родители научились натравливать их друг на друга на дешевом мясном прилавке жизни. Дети соседей падают, словно гнилые плоды с дерева. А женщина уже открыта навстречу безнадежной любви, нежной, словно кроличья клетка на другой день после забоя; она втащила вовнутрь всю мебель и наклеила на себя обои в цветочек! Лишь узенькая тропка ведет от ее мохнатки туда, где вместе с моими читателями стоит студент и ждет, чтобы ему снова позволили войти, ему, образованному, с мягким чутьем. Если мы будем держаться вместе и держать в руках все, что имеем, то наши предчувствия оправдаются. В нас нет никакой необходимости! Если нам вообще позволено жить хорошей жизнью, то самое большее — жить в воспоминаниях милой скотинки, которой мы принесли корм, или в памяти милого человечка, которому мы целиком себя скормили.
Директор в любой момент может вышвырнуть свою жену в сад, пусть поостережется, если еще раз намажет тушью ресницы. Тогда он ей как следует вмажет, и тогда вновь, словно родник в лесу, пробьется на поверхность его желание и бесполезные слезы испачкают ее лицо до неузнаваемости, а пурпурные пятна (Герти!) расцветут на лугу ее тела. Каждого можно усмирить не только нищетой, но и другим способом, когда день разгорается спозаранку и кофе разливается в глотке. Нам плохо, когда мы, женщины, ничего не любим, кроме уборки наших комнат, и когда никто не открывает нас ежедневно заново, чтобы проверить, не прибавилось ли что-нибудь к нашему постоянному содержимому. Не надо бояться, мы остаемся прежними. Скоро нами прикроют пропасть, как мы пытаемся покрыть наши домишки на одну семью свежей мягкой кровлей, и проценты за кредиты падают на нее словно тень. Шеф после этого отправляется к нам на конюшню — к скотинке, где мы прикованы цепями наших желаний и где нас топчут. У кого есть небольшой двор и домик в придачу, тот первым почувствует вкус безработицы. Так говорят люди, которые делают покупки в небесных бутиках, а затем втискиваются за свои письменные столы, где уже никто не сможет их умилостивить. Не поможет даже легкое трение, с которым вода льется на половую кисточку, на кисть, которой вы размалевываете свои желания, даже это не смягчит вас, чтобы вы стали добрыми по отношению к вашему одушевленному добру, к этим робким служащим в ваших камерах смертников. Многим из них приходится добираться несколько часов, прежде чем они появятся дома перед своим любимым партнером и смогут включить ток, который заставляет стулья вздрагивать.
Если вы построили чудесный дом, в котором вас трясут, словно мешок, за воротник, то вам незачем питаться в чужих ресторанах. Тень падает на улицу. Люди, возвращающиеся с работы, хотят завернуть на огонек, выпить кружку пива. Лоб директора не отмечен печатью особого усилия. Скрипач-виртуоз из него — как из мелкой задницы, но, несмотря на это, он прочесывает жену вдоль и поперек за пять минут. Он хорошо подбит и подстеган, торкаясь своим теплым голубчиком в ее вымя. Вы видели, как он снова заклепал ей рот? Его крылья испытывают некоторые трудности при парковке. Но ведь господа всегда любят обрушиваться в маленькую лавчонку словно водопад, и они всегда торопятся. В них пылает яростный огонь, когда они истекают в вашу промежность! А по улице идет по своим делам полицейский, отмечая что-то в записной книжке. Ему не раз доводилось видеть такого вот сильного человека, робко застывшего перед запретительным знаком, но своих женщин в тихом и теплом месте такие, как он, гонять умеют! (Эта дичь всегда наготове. Занавеси скользят в его холодных ладонях, которые не касались ничего иного, кроме белья.) Этот господин является этой женщине как знак свыше, в нем пробудилась потребность в возбуждении. Язык его отмеряет удары пульса в ее сочной воронке, зажатой между ног. Надо уметь и кулак показать, ударить им по столу. Где-то в иных местах тарахтящие люди регулируют свои выхлопные трубы и разогревают моторы, чтобы не опоздать на работу. Однако вечером они, как пожар, перехлестывают через ограду, если женщина плохо приготовила еду! Тут уж берегись, и женщина тянет голову кверху, словно она вместе со своими синяками и шишками пробиралась напролом через Альпы. У этих людей не осталось лишнего времени, чтобы страдать и чахнуть из-за прекрасной цели, у которой спереди оттопыриваются груди (где имеет смысл, чтобы все пылало). Даже наши машины съедают наше последнее горючее.