Никогда прежде, ни разу за весь период замужества Томилы, он не звонил Шуре и даже не обращался к ней напрямую с каким-либо вопросом в тех редких случаях, когда они пересекались в домашней обстановке.
Она не успела еще осмыслить ситуацию, как первая же фраза Каланова окончательно сбила ее с толку.
– Вы уже обедали, Александра Михайловна?
Ух, ты! Он обращался к ней на «вы», да еще по имени-отчеству!
– Да… нет… собираемся с девочками… – растерянно пробормотала она.
– Давай-ка пообедаем вместе, не возражаете? Я вас приглашаю. Через полчаса буду ждать в машине в конце квартала, за углом. Не надо, чтобы ваши коллеги видели нас вместе, согласны?
– Да-да, конечно, я понимаю…
Но она ничего не понимала. Она пребывала в полном смятении.
– О нашем разговоре никому ни слова, особенно Томиле. Ну, до встречи!
Господи, что же означает это приглашение?!
13.
Везет же ей в последнее время на званые обеды с людьми из другого мира!
Сначала Шумайлов, теперь вот Каланов.
Но зачем ее зовет этот загадочный человек?
А вдруг он что-то узнал?
Вдруг начнет расспрашивать про любовные тайны Томилы?!
Чуточку успокаивало лишь то, что в медном басе Каланова она не уловила агрессивных ноток.
Но разве угадаешь, что на уме у столь властной персоны?!
Томила не раз повторяла, что она из своего Триши веревки вьет.
Может, и так.
Но Шуре он внушал один лишь священный ужас.
В этом чувстве, как ни странно, отсутствовала неприязнь, напротив, Каланов был даже по-своему симпатичен ей своей основательностью, монументальностью, всем своим суровым обликом, который ассоциировался с представлениями о
Всё же должны были существовать в неприкаянном обществе люди, при одном взгляде на которых рядовой человек преисполнялся серьезности, вспоминал вдруг, что делу – время, а потехе – только час, и этот час давно прошел.