И у художников примерно такая же история. А еще в картине должна быть недоговоренность. Твое дело – срубить хорошие бабки, а критики пусть разбираются, что ты хотел сообщить. Между нами, Аркаша, мне с малолетства не повезло.
– Что родился в Посторомкино?
– Нет, тут все нормально. Я появился на свет без дефектов зрения, чтобы все виделось иначе. Легкий дальтонизм, или, скажем, сбитая фокусировка, искривленный хрусталик… чтобы как-то по-иному. Вот тогда бы я развернулся! И придумывать бы ничего не пришлось.
Но если уж сейчас улыбнулась удача, то надо мне, Аркаша, заякориться в Москве. Синусоида интереса в наивысшей точке. Ты не подскажешь, кто бы из меценатов мог заказать мне картину?
– Леха, дружище-красотище! Тебе здорово повезло – у меня тесть повернут на живописи.
– А он способен оценить… достойно?
– Обижаешь. У него собственное издательство, на гонорары не скупится. Я замолвлю словечко.
Аркадий сообщил Юле о новой восходящей звезде, она – своему родителю. Соболевский был в курсе появления в столице самобытного художника. Конечно, его репутацию немного подпортило то, что когда-то он учился в одном классе с его зятем. Но кто из нас не без греха?
Иннокентий Павлович курил трубку в своем кабинете. Дабы избежать упреков о задымленности со стороны домашних распахнул окно.
– Аркадий, и он согласен, никому не показывая картину, предложить ее мне?
– Обещал. А он – человек слова. Вообще-то мазилы не любят, когда их работы прячут от общественности. Но Худовяк из другого теста. Он получает удовольствие в процессе создания картин. А что с ними происходит потом, его не интересует. Вы хотите портрет или пейзаж?
Соболевский выпустил клуб дыма.
– Настоящий мастер творит по наитию. Пусть полагается на свое чутье. Ведь он никого не слушал, когда создавал… как она называется?
– «Отзеркаленный мир».
– Да-да, «Отзеркаленный мир». Жаль, что я узнал о картине с опозданием.
На следующий день Аркадий инструктировал товарища.
– Леха, перво-наперво открой личный счет в банке – Соболевский уже у тебя в кармане.
– А что бы он предпочел?
– Валяй, что в голову взбредет. Он так и сказал.
Худовяк немного погрустнел. Широченный вектор возможностей почему-то представился тупиком. Не хотелось рисковать после удачного старта.
– Городской пейзаж? Лесные дубравы?
– Боже сохрани! Никаких дубрав! У них в квартире и так не пройти среди этих дубрав. Живут как в лесу. На стенах елки, заросли, джунгли вперемешку с кедрами. Того и гляди на голову прыгнет какая-нибудь росомаха. Соболевскому надо исправить его берестяной вкус. Помешался на растущих досках.
– Может какую-нибудь нимфу или наяду?
– Это подходит. Надо его перевоспитывать, пока совсем не закостенел. Но сразу его из дебрей не вытащить. Пусть будет наяда, но где-нибудь на полянке, чтобы поменьше веток и побольше натуры.
Худовяк две недели изучал мифологию в библиотеке. У товарищей по цеху интересовался вкусами заказчика. К слову, ему подтвердили, что Соболевский на гонорары не скупится.
– Особенно, если подберешь правильную натурщицу, – посоветовал один из обладателей огромной коллекции собственных непроданных работ.
– Подскажи, кого он предпочитает? Ты ведь всех тут знаешь.
– Это можно, – ответил художник. – Записывай номерок.
Худовяку и на этот раз повезло. Микеланджело, Рубенс да и наш Кустодиев, увидев Фриду – так звали натурщицу – одобрили бы его выбор. Никакой худосочности, угловатости и втянутого живота.
– И кого ты собираешься изобразить? – спросил Аркадий товарища.
– Скандинавскую Фрейю. У них с Фридой даже имена почти совпадают, – ответил Худовяк. – Мифологическая Фрейя – покорительница сердец, богиня любви, похоти и страсти.
– Погоди-погоди… Ты уверен, что Соболевский одобрит?
Худовяк широко улыбнулся.
– Да Фриду всякий одобрит. Все, что положено, при ней. И не вертихвостка – к моей просьбе подошла серьезно. Узнала, кто заказчик, согласилась позировать даже в своей квартире. Так что я могу и работать, и пожить у нее некоторое время.
– Это неплохо. Сколько ей лет?
– Примерно сорок. Хотя выглядит моложе.
– А где ты ее разместишь? Я имею в виду – композиционно.
– Не в супермаркете же! На опушке леса, полулежа, среди лиан и корневищ.
– Обнаженкой-то не очень увлекайся.
– Хочешь сказать, что скандинавские богини шастали по лесам в джинсах и комбинезонах?
– Ты понял, о чем я. Во всем должна быть мера…
– …И достоверность. Изображу ее в момент пробуждения на лесной поляне.
– В каком виде?
– Не волнуйся, не в спальном мешке!
– Хоть вуалью какой-нибудь прикрой.
– Аркаша, я не подозревал, что ты такой щепетильный.
– Да речь не обо мне!
– Хорошо. В некоторых местах, как и положено, будут листочки и цветочки. А к ее лицу прикоснется первый утренний луч.
– Правильно. Акцент делай на лице.
– На этот счет не беспокойся – с лицом у Фриды все идеально. Раскроет косметичку, поколдует минутку – эпоха возрождения. Аркаша, честно признаюсь, в композиции мне до нее очень далеко. Вот уж кто гений, так гений!