— Эфенди, Джалил плохой сон видел: весь ночь в крови плавал. Как бы тибе не поймали...
— Не бойся, Джалил! Аллах не даст нас в обиду.
Аллах и впрямь был за них, но похоже, что на минутку и он сомкнул вежды.
В то самое время, когда в очередной раз нацеливаясь проскочить линию фронта, они отдыхали в пустой хате, поднялся крик:
— Квачи, вставай! Вставай быстрее! — Квачи вскочил.
— Пропали!! Теперь уж точно пропали! — вопил Чипунтирадзе и рвал на себе волосы.— Нашли нас!! Накрыли!!
— В чем дело? Что случилось?
— Идут! Идут!
— Кто идет? Откуда? Сколько?
— Человек сорок всадников. Крадутся по балкам.
— Ну-ка, все быстро во двор! — и Квачи выскочил из хаты. Огляделся, оценил положение.— Что ж, друзья! Настал наш судный день. Гибель в бою лучше расстрела у стенки. Павлов и Лади — возьмите под обстрел дорогу! Отсюда им не подойти. Берите пулемет. Остальные за мной! Боеприпасы беречь. Стрелять прицельно!
Двое укрылись за полуобвалившейся стенкой, остальные залегли у плетня и взяли под прицел просторный луг и овраг.
Красные оставили коней в овраге, сами же цепочкой крались по тропинке: Квачи насчитал тридцать человек.
— Эгей, эй! Ка-ча-ти-разе! Сдавайся, бандит!
Квачи улыбнулся, прицелился. Раздался выстрел. Красноармеец вскинул руки и упал на спину. В то же мгновение из оврага громыхнули три десятка ружей — забор словно горохом обсыпали.
И грянул бой, жестокий и жаркий.
— В воздух не палить! — то и дело напоминает Квачи.— Целиться точней!
— Эй, копа оглы, донгуз! Кирмиз шайтан! — бормочет Джалил.
— Еще одного уложил.— Радуется Чхубишвили.
— О-ох! — вдруг послышалось с правого фланга.
Квачи оглянулся: Седрак согнулся в три погибели, уткнувшись носом в землю и одной рукой словно сметал снег. А Чипи, втянув голову в плечи, не глядя, палил в небо.
— Чипи! — крикнул Квачи. — Ты в кого стреляешь? Целься!
Чипи распластался на земле, но в ту же минуту застонал и опрокинулся навзничь.
— Джалил! — позвал Квачи.— Давай сюда их ружья и боеприпасы! Моя винтовка раскалилась, аж руки жжет.
Красные вдруг поднялись и с криком "ура" пошли в атаку.
Ну, Квачи, стой твердо! Не показывай врагу спину, иначе и ты, и друзья, и добыча — все пропало!
— Братцы! — взывает к друзьям Квачи.— Огонь, братцы!
— Ко-ко-ко-ко! Ко-ко-ко! — кудахчет пулемет Габо.
— Трах-тара-рах! Атрах-тах! — вразнобой трещат ружья.
Жидкое "ура" смолкло у плетня. Красные неожиданно повернулись и побежали, оставив на пригорке с десяток убитых. И в то же время смолк стрекот пулемета. Квачи оглянулся: Габо Чхубишвили бездыханный припал к пулемету. Он как женщину обнимал раскаленное оружие.
Белый, как снег, Бесо Шикия перевязывал себе рану.
Чипи Чипунтирадзе исчез.
— Джалил, помоги Бесо!
Лади Чикинджиладзе лежал на спине. Квачи прижался ухом к его груди, осмотрел рану. Мертв! Бросился к Павлову — этот еще дышал. Жив, жив!.. Втащил его в хату. Джалил ввел прихрамывающего Бесо.
— Алла иль Алла! Кирасный бандиты ушили, Квачи-бег! Мы победили!
Бесо кривился от боли. Квачи же сидел понурясь, оплакивал погибших друзей. Никогда они не вернутся к своим родным и близким! Бедный Лади! Бедный Чипи! Несчастный Седрак! Габо! Для вас все кончилось! Больше никогда они не сядут за стол в тени орехов, не искупаются в чистых водах Лиахви и Алазани, не обнимут ясноглазых девушек. Их с замиранием сердца ждут дома престарелые родители и, не чуя беды, пишут слезные письма...
— Джалил! — вздыхает Квачи.— Надо вырыть могилу...
Он еще раз оглядел погибших и только теперь вспомнил, что среди них нету Чипи: в пылу боя тот упал, как тяжело раненый, а теперь... Квачи осмотрел место, где упал Чипи, и не обнаружил ни капли крови.
— Чипи! Где ты, Чипи!
Нет ответа.
Квачи царапнуло сомнение. Он вбежал в хату, бросился к саквояжу. Драгоценности исчезли!
Тут на хутор ворвался отряд белых. Только теперь Квачи понял, почему красные так неожиданно отступили — заметили приближающийся отряд и предпочли не ввязываться в бой.
— Что тут произошло? — спросил у Квачи казачий хорунжий.
— Сражаемся за великую Россию!
О возвращении на родину с одним гробом
Четырех оставшихся в живых друзей перевезли в городок. Квачи и Джалил поселились в гостинице; Павлова и Бесо уложили в госпиталь.
Квачи жаловался на безденежье и поминал недобрым словом коварного Чипунтирадзе.
— Бесо! Джалил! — частенько повторял он.— Запомните мое слово: я не успокоюсь, пока мать Чипи не будет плакать на его могиле!
Шло время. Бесо с Павловым выписались из госпиталя.
Вчетвером добрались до Одессы.
Квачи вспомнил далекое прошлое, незабываемые дни юности, два беспечальных года, капитана Сидорова, его дочь Веру... Воспоминания водили его по городу, но не мешали присматриваться и принюхиваться. Однако действовал он без размаха, ибо не имел даже карманных денег.
Однажды, когда в полном отчаянии Квачи грыз ногти, к нему подсел Бесо: вытащил из кармана платок, развязал, и лица друзей разом озарились: в складках платка сверкали бриллианты размером с воробьиные яйца.
— Берег на черный день,— скромно пояснил Бесо.