Похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе

— Бесо! Бесико! — Квачи вскочил и обнял верного друга.— Не будь я Квачи, я хотел бы стать Бесо! Дорогой ты мой!..— от радости он словно впал в детство и, смеясь, бегал по гостиничному номеру.

Угомонившись, отправился в штаб к белым и завел такой разговор:

— Красные — наши общие враги. Сегодня одолеют вас, завтра черед дойдет до Грузии. Мы союзники по несчастью.

— Это правда! — подтвердили в штабе.

— Вам нужны нефть и оружие, нам мука и продовольствие. Из этого следует...

Военачальники сперва поинтересовались, с кем имеют честь; а наведя справки, сговорились.

Дожидаясь окончательного выздоровления Бесо, Квачи с утра до вечера бродил по знакомым улицам, обедал в ресторанах, отдыхал в кафе, интересовался судьбой старых знакомых. Хофштейн по-прежнему служил страховым инспектором, капитан Сидоров — капитанил, а его дочь Вера...

Однажды вечером Квачи встретил на Дерибасовской женщину в платье сестры милосердия, невысокую, ладненькую — Вера! Рядом с ней шагал смуглый черноволосый мальчик лет десяти. Вылитый Квачико!.. Квачи втянул голову в плечи и с бьющимся сердцем шмыгнул в магазин.

Прошло несколько дней. Друзья укладывались в дорогу — даль­ше на юг, в Грузию.

Квачи был один в номере гостиницы, когда дверь приоткрылась и показалась голова Чипи и рука Джалила, державшая его за шкирку. Чипи упирался, цеплялся за косяк, но рука влепила ему увесистую затрещину, и перепуганный Чипи вылетел на середину комнаты. Джа­лил неторопясь запер дверь:

— Квачи-ага, вот пиривел. Ты сам его цена положил.

— Чипи!! — заорал Квачи и в два прыжка оказался радом.

— Квачи! — пропищал Чипи и затрепетал, как осиновый лист. Я... Я виноват. Но у меня ничего... ничего не осталось... Бог свидетель, все отняли... все... Я... тебя...

— Я тоже узнал, чито у него висе отняли, но висе равно Чипи донгуз — свинья, а потому... — и Джалил засучил рукава.

Руки Квачи вскинулись сами собой и обхватили шею Чипи.

Минут через пять Чипи с вылезшими из орбит глазами, вытянув­шись, лежал на полу,

— Надо повизти в Гурджистан,— сказал Джалил.— Ты клятва давал Аллаху — его мама на его магила будит плакать. Патаму над а...

— Знаю. Замотай во что-нибудь. Отвезем...

Через день Квачи, Джалил и Бесо поднялись на борт "Пушкина", развернувшегося кормой в сторону Грузии.

Капитан Сидоров и Квачи сделали вид, что не узнали друг друга.

А еще неделю спустя, ночью, пароход причалил к пирсу Батум­ского порта.

Квачи, Джалил и Бесо стояли на палубе и смотрели на линию светящихся огней. Квачи вспомнил вечер двенадцатилетней давности, когда молодой, стоя на корме корабля, он плыл на север.

Чего только не перевидал он за эти двенадцать лет! Сколько стран объездил! Ловил и упускал снисходительную к нему фортуну! Десятки раз он мог победителем вернуться на свою маленькую, бед­ную родину, где без труда оказался бы на первых ролях. Но предпо­чел быть вторым среди чужих — вечно рисковать, преследовать ми­ражи, ловить несуществующее... Ах, почему Квачи не поверил пять лет назад Габо и Седраку! Почему не обуздал зарвавшуюся судьбину! Почему не вернулся тогда — богатый и полный сил в свой маленький дом! Кто знает, как повернулось бы дальше колесо судьбы — его и его друзей... которые сейчас лежат где-то в сырой земле... А Квачи возвращается уставший и посрамленный, с пустыми руками... Двенад­цать лет назад, когда он плыл по этому морю, звезда судьбы улыба­лась ему и обещала победу. Сейчас же она поблескивает тускло, едва заметная на небесном своде...

Странный стыд гложет душу Квачи, словно корит ненасытное дитя, растратившее где-то силу и молодость и только после этого вспомнившее старую кормилицу — взрастившую его родную землю.

— Что с тобой? — спрашивает Бесо, при свете луны увидев дро­жащие губы Квачи.

— Ерунда,— дрогнувшим голосом откликается Квачи.— Пошли, возьмем вещи...

В Батуми он передал гроб с телом Чипи его родителям.

А на следующий день отправился на похороны.

— Не ходи, Квачи,— осторожно посоветовал Бесо.— Не надо...

— Я дал клятву, Бесо! — холодно отвечал Квачи.— Я должен это увидеть.

Пошел и увидел.

Убитые горем родители Чипи едва стояли на ногах. Причитания матери надрывали душу; отец бормотал что-то невнятное.

Перед погребением слово взял Квачи: это была первая речь, про­изнесенная им в новой Грузии.

— Брат мой, Чипи! — взывал он.— Ты всегда был истинным гру­зином и, куда бы ни забросила тебя жизнь, сражался во славу отчиз­ны. В этой битве истаяло твое мужественное сердце, истекла кровью распятая на кресте жизнь. Коварный враг бесчестно прервал твой красивый полет, но благодарная отчизна не забудет имени Чипи Чи­пунтирадзе и сделает его героическую смерть примером для гряду­щих поколений! Спи в родной земле, наш незабвенный друг и брат, ибо прахом ты был, прахом и обернешься... А мы... твои верные дру­зья... навсегда...— слезы прервали проникновенную речь. Он, пошаты­ваясь, отошел от могилы и смешался с толпой.

Так блудный сын возвратился на родину.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

Сказ о радости на родной земле