Похождения бравого солдата Швейка. Окончание

это отдых на маневрах.

Около полудня затрещал телефон. Офицеры собрались на совещание, а

фельдфебели и взводные принялись кричать: – Тревога! Тревога! Растак вас, бросай карты. Разве не слышите, что

тревога? Бросай, говорю, не то как тресну по затылку…

И пять минут спустя батальон уже выстроился стройными рядами, с ранцами

на спине, с винтовками в руках.

Затем батальон усиленным маршем прошагал до поздней ночи. Вперед были

высланы дозоры, и установлена необходимая связь. Путь шел через

несколько деревень, где виднелись наполовину стершиеся следы

происходивших тут боев. На ночлег расположились в каком то лесу.

Походные кухни подошли только на рассвете. Гуляш, предназначавшийся

накануне на обед, был роздан лишь к завтраку. Пушки бухали где то совсем

близко, и многие солдаты утверждали, что слышали ночью даже трескотню

пулеметов. У одних это вызвало повышенную нервность, другими же овладела

полная апатия, полное равнодушие ко всему, что происходило и должно было

еще произойти. Едва успели раздать гуляш, как прискакал конный

ординарец, и снова заиграли тревогу. Солдаты обеими руками запихивали

себе еду в рот, чтобы не бросить ее. Офицеры опять собрались на

совещание, долго разглядывали карту и спорили о направлении; капитан в

недоумении покачивал головой, сравнивая карту с указанным ему в приказе

направлением. Затем офицеры разошлись по своим ротам, и капитан Сагнер

произнес небольшую речь.

– Солдаты! – сказал он. – То, что нам предстоит сейчас, – просто детская

игрушка. Возможно, что нам вообще не придется вступить в бой, так как

наша бригада составляет третий резерв. Примерно, в двух часах ходьбы

отсюда находится один русский батальон, заблудившийся в большом лесу; он

там со вчерашнего дня и никак не может оттуда выбраться. Так вот, нашему

полку дана задача окружить этот лес и заставить русских сдаться, что они

сделают, вероятно, весьма охотно. Возможно, что при этом не будет

произведено ни единого выстрела. Поэтому вам нечего бояться. Это

повторяю, детская игрушка. Ура, ура, ура!

Люди ответили довольно вялым «ура!» – и капитан Сагнер дал диспозицию, в

каком порядке каждая рота должна двинуться вперед. Солдаты, побывавшие

уже в боях, ворчали:

– Иисус Мария, мы составляем третий резерв – стало быть, нас раскатают

не позже, как через час. Под Гродеком мы тоже были в третьем резерве, и

там все было покончено в три четверти часа. У наших всегда есть третий

резерв… Пусть меня повесят, если нас не поведут в такое место, где наших

и нога не ступала! Так и знай, ребята: не успеет еще у вас в брюхе

свариться гуляш, как нам зададут такую трепку, что…

Замечательно, что чехи в австрийской армии никогда не говорили: «Мы

будем драться» или «мы их вздуем», а всегда в такой горькой

страдательной форме: «Нам зададут трепку»…

Одиннадцатая рота должна была образовать авангард. Головной взвод, четвертый, под командой кадета Биглера, выслал дозоры вперед и на

фланги. Сам кадет Биглер с шестью нижними чинами, в том числе и Швейком, который вызвался охотником, шел впереди. Остальные солдаты шли гусиным

шагом по тропинке, чтобы они могли видеть друг друга, подать рукой знак

и показать в лесу направление, в котором двигалась голова колонны. Те, которые пророчили, что «им зададут трепку» через час, жестоко ошиблись, ибо отряд шел уже два часа, а неприятеля все еше не было видно. Прошел

еще час, третий. Настроение стало лучше, в особенности потому, что и

канонада как будто затихла. Кой кто стал высказывать предположение, что

русские отброшены назад и теперь не остановятся, пока не добегут до

Москвы. К вечеру весь батальон достиг опушки леса, где ожидал его

авангард, не имея приказа двигаться дальше. Нового приказа, что теперь, делать, не поступало. Лишь когда совсем уже стемнело, прискакал

ординарец с приказом, чтобы батальон заночевал тут же на месте и

дожидался утра для дальнейшего развития боевых операций. Капитан завел

свой отряд немного глубже в лес и приказал ему оставаться в полной

боевой готовности, чтобы по первому тревожному сигналу все были на местах.

Лес был окутан мглою. Ночью, не переставая, шел мелкий, холодный дождь.

До полуночи никто не сомкнул глаз. Солдаты мало по малу настолько

промокли, что вода стала ручейками стекать у них по спине и ногам, и

попробовали было зажечь костер. Дров было сколько угодно, – неподалеку

от них стояло несколько больших поленниц, – но как только над

расколотыми тесаком сухими поленьями взвился первый огонек, подскочил

подпоручик Дуб и зашипел:

– Погасить! Немедленно погасить! Или хотите, чтобы нас обстреляли?

Солдаты нехотя раскидали костер, бормоча что то о третьем резерве.

Подпоручик Дуб рассвирепел.

– Кто смеет прекословить? Молчать! Кому охота из за вашего костра дать

себя ухлопать? Чорт возьми, я бы не хотел, чтобы вы меня как следует узнали!

И он яростно топнул ногою по костру, так что искры полетели во все стороны.

– Послушайте, подпоручик, оставьте, – раздался из темноты голос поручика

Лукаша, у которого от холода зуб на зуб не попадал. – Оставьте, пожалуйста. Лучше сами погрейтесь. Зажигай костры, ребята, и для нас