Похождения бравого солдата Швейка. Окончание

грохотать вблизи какой нибудь деревни, на улице рвались снаряды. Кухня

подъезжала только под утро и останавливалась в получасе ходьбы от

окопов, и солдатам приходилось в темноте тащиться к ней со своими бачками.

Раздатчик принес три бачка с вареным рисом и накрошенным ливером на

девять человек; солдаты усердно проделывали новые дырки в своих поясах.

Хлеба выдавали по четверти буханки на день, а сыра – только дырки с

тоненьким ободком; кофейные консервы были дрянь, потому что на

консервных фабриках туда подмешивали вместо кофе отруби, а сала

приходилось на человека до такому маленькому кусочку, какими шпигуют

зайца. Но Балоун умудрялся готовить и из этого малого.

Однажды вечером русские принялись обстреливать деревню. Они открыли

стрельбу из тяжелых орудий и стреляли всю ночь; в течение дня они лишь

изредка посылали «гостинец», чтобы показать, что они не заснули, а с

темнотой огонь снова усилился.

Кухни не подходили, обоз был отослан обратно, так как снарядом убило

лошадь первой повозки, и огонь все время держался на линии дороги. Таким

образом пищи не раздавали двое суток, и в окопах голодали.

Поручик Лукаш разрешил съесть «неприкосновенный запас», но этот запас

был уже давно съеден и переварен; ибо, хотя унтер , офицеры обязаны были

ежедневно проверять у солдат наличность консервов, их все же тайком

съедали, чтобы в случае ранения или смерти в бою они не достались санитарам.

Война делала людей изобретательными: жестянки осторожно вскрывались по

самому краю, опорожнялись, потом их снова закрывали и носили пустыми; при осмотре консервы у солдат всегда оказывались в наличности, и прошло

довольно много времени, пока догадались, что жестянки надо брать в руки

и подвергать более тщательному исследованию.

К неудачникам, которые были изобличены в надувательстве по отношению к

своим начальникам, принадлежал и Балоун, сожравший свой неприкосновенный

запас уже на второй день, когда какой то плутоватый солдат научил его, как это сделать. И вот теперь он в отчаянии бегал туда и сюда, пытаясь

найти какую нибудь еду но ничего не мог раздобыть, так как консервы

Лукаша тоже успели исчезнуть. Балоун совершенно потерял голову и стал

болтать, что приближается светопреставление и начинается день Страшного

суда; он сидел в углу блиндажа и молился по маленькой книжечке, которую

жена послала ему из дому вместе с ветчиною, чтобы у него была и духовная

пища,

В ту же ночь русские произвели атаку на австрийские позиции, а под утро

повторили ее. Вдоль всей цепи окопов трещал адский огонь; позади них и в

проволочных заграждениях впереди рвался снаряд за снарядом, и Балоун, заткнув себе уши, причитал:

– Наступил он, наступил! Сперва нас морили голодом, а теперь и совсем

убивают.

– Что ж, и это может случиться, – отозвался Швейк, прислоняясь к стене и

определяя по ее сотрясению, на каком расстоянии разорвался снаряд. – А

ты знаешь, что следует перед смертью хорошенько попоститься? Умирать –это еще более важное дело, чем идти к причастию. После смерти человек

идет к небесному причастию, и не захочет же он явиться туда с полным

брюхом. В самом начале войны, после боя при Замостье, фельдкураты пошли

причащать на поле битвы, и из Замостья с ними пошел и раввин посмотреть, нет ли там какого нибудь умирающего еврея, которому он мог бы подать

духовное утешение. Вот идет он с одним фельдкуратом и смотрит, как

совершается обряд последнего елеопомазания тяжело раненых, и вдруг под

кустом они находят двух раненых солдат. Один из них христианин, а другой

– еврей. Вот фельдкурат и объявил своему то отпущение грехов, и

соборовал его, и подал ему духовное утешение. «Сын мой, – говорил он, –раны твои тяжки, и жизнь твоя на исходе; но не страшись, ибо еще сегодня

ты узришь лик господень и вечно будешь с восторгом созерцать его». И тот

солдат поцеловал распятие и умер. А раввин тоже помолился над солдатом

евреем, тоже захотел влить в его душу утешение на дальний путь и говорит

ему: «Моисей, я вижу, что не долго тебе уж оставаться тут, но не тужи, потому что для всех наступает час, когда надо оставить свои дела. И ты

умрешь так скоро, что еще сегодня будешь ужинать с Авраамом». Тогда

солдат плюнул и со вздохом ответил: «Видит бог, что мне вовсе не хочется

жрать!» Так что, Балоун, старый грешник, приготовься к путешествию в рай.

Балоун встал на колени и принялся целовать переплет своей книжечки; в

эту минуту снаряд угодил так близко от них, что с потолка посыпалась

глина, и Швейк многозначительно промолвил: – Сейчас нам будет крышка!

И вдруг посреди жесточайшей канонады послышался снаружи голос: – Командира! Где командир? Командира!

– Швейк, поди ка, взгляни, кого тут нелегкая принесла, – приказал

поручик Лукаш. – Чорт подери, может быть, это ординарец с приказом, чтобы нам удирать отсюда.

Швейк заковылял по окопу на голос, не перестававший взывать: «Командира!

Где командир?», и вскоре вернулся с двумя солдатами, которые тащили на

спине большие, тяжелые мешки.

– Паек? Сыр, консервы, сало? – спросил, выходя навстречу, поручик Лукаш.

– Так что, господин поручик, – ответил один из пришедших, – нам