Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны. Часть вторая

Они вступили на вокзал и прошли к поданному уже воинскому поезду. Оркестр стрелкового полка чуть было не грянул им навстречу: «Храни нам, боже, государя!», так как капельмейстер был сбит с толку неожиданной манифестацией. К счастью, во-время подоспел в своем черном котелке обер-фельдкурат из 7-й кавалерийской дивизии, патер Лацина, и стал наводить порядок.

Патер Лацина, гроза всех офицерских столовок, ненасытный обжора и пьяница, приехал накануне в Будейовицы и как бы случайно попал на банкет офицеров отъезжающего полка. Напившись и наевшись за десятерых, он в более или менее нетрезвом виде пошел в офицерскую кухню клянчить у поваров остатки. Там он поглотил целые блюда соусов и кнедликов и обглодал все кости. Дорвавшись наконец в кладовой до рому, он налакался до рвоты, а затем вернулся на прощальный вечерок, где всех перепил.

В этом отношении он обладал богатым опытом, и офицерам 7-й кавалерийской дивизии приходилось всегда за него доплачивать.

На следующее утро ему вздумалось следить за порядком при отправке первых эшелонов полка. С этой целью он носился взад и вперед вдоль шпалер и проявил на вокзале такую кипучую деятельность, что офицеры, руководившие отправкой эшелонов, заперлись от него в канцелярии начальника станции.

Итак, он во-время появился перед самым вокзалом и вырвал дирижерскую палочку из рук капельмейстера, который уже замахнулся грянуть гимн: «Храни нам, боже, государя!»

— Стой! — крикнул обер-фельдкурат, — еще рано. Я вам дам тогда знак. А пока «смирно!» Я сейчас приду.

После этого он вошел внутрь вокзала, догнал конвой и остановил его криком: «Стой!»

— Куда? — строго спросил он у капрала, который совсем уже не знал, что ему делать.

Вместо него ответил Швейк:

— Нас повезут в Брук, господин обер-фельдкурат. Если хотите, можете ехать с нами.

— И поеду! — заявил натер Лацина и, обернувшись к конвойным, крикнул. — Кто говорит, что я не могу ехать? Шагом марш!

Очутившись в арестантском вагоне, обер-фельдкурат лег на лавку, а добряк Швейк снял свою шинель и подложил ее патеру Лацине под голову.

Вольноопределяющийся, обращаясь к растерянному капралу, вполголоса заметил:

— Не оставьте фельдкуратов в милосердии своем.

Патер Лацина, удобно расположившись на лавке, начал читать лекцию:

— Рагу с грибами, господа, выходит тем вкуснее, чем больше положено туда грибов. Но перед этим грибы нужно обязательно поджарить с луком и только после этого положить туда лаврового листа и лука.

— Вы ведь уже изволили положить лук раньше, — заметил вольноопределяющийся.

Капрал при этих словах бросил на него полный отчаяния взгляд, так как для него патер Лацина был хоть, правда, и пьяным, но все же начальством.

Положение капрала было действительно отчаянным.

— Пан обер-фельдкурат безусловно прав, — поддержал Швейк обер-фельдкурата — Чем больше луку, тем лучше. Один пивовар в Пакомержицах всегда клал в пиво лук, потому что, говорят, лук вызывает жажду. Вообще лук очень полезная вещь. Жареный лук прикладывают также на чирии.

Патер Ладина продолжал бормотать, как сквозь сон:

— Все зависит от кореньев, от того, каких кореньев и в каком количестве положить. Но чтобы не переперчить, не… — Он говорил все тише и тише — …не переперчить, не перегвоздичить, не перелимонить, перекоренить, перемуска…

Он не договорил и захрапел с присвистом.

Капрал с остолбенелым видом уставился на него.

Конвойные смеялись втихомолку.

— Проснется нескоро, — проронил Швейк. — Здорово нализался!

Капрал испуганно замахал на него рукой, чтобы замолчал.

— Чего там, — продолжал Швейк, — пьян вдрызг и все тут. А еще в чине капитана! У них, у фельдкуратов, в каком бы чине ни был, у всех, должно быть, уж так самим богом положено: по каждому поводу напиваются до положения риз. Я служил у фельдкурата Каца, так тот был способен свой собственный нос пропить. Тот еще не такие штуки проделывал. С тем мы пропили дарохранительницу, и пропили бы, наверно, и самого господа бога, если бы нам под него сколько-нибудь одолжили.

Швейк подошел к патеру Лацине, повернул его к стене и с видом знатока произнес:

— Будет дрыхнуть до самого Брука… и вернулся на свое место, провожаемый отчаянным взглядом несчастного капрала, который пробормотал:

— Надо бы пойти заявить.