Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны. Часть вторая

Друзья разошлись, и, когда уже были на порядочном расстоянии друг от друга, старый сапер Водичка крикнул Швейку.

— Так ты там уж позаботься о каком-нибудь для меня развлечении, когда я туда приду!

На что Швейк закричал:

— Так непременно приходи после войны!

Удалились еще дальше друг от друга, и вдруг послышался из-за угла второго ряда бараков голос Водички:

— Швейк! Швейк! Какое подают «У Чаши» пиво?

Как эхо отозвался ответ Швейка.

— Великопоповицкое!

— А я думал, что смиховское! — кричал издали сапер Водичка.

— Есть там и девочки! — кричал Швейк.

— Так значит после войны в шесть часов вечера! — кричал издалека Водичка.

— Приходи лучше в половине седьмого, на случай, если я запоздаю! — ответил Швейк.

Потом донесся еще, уже совсем откуда-то издалека, голос Водички.

— А в шесть часов притти не сможешь?

— Приду в шесть! — услышал Водичка ответ удаляющегося товарища.

Так разлучились бравый солдат Швейк со старым сапером Водичкой.

Друзья в минуту расставанья
С надеждой шепчут: «До свиданья»[96]

Глава V Из Моста на Летаве в Сокал

Взбешенный поручик Лукаш бегал по канцелярии 11-й маршевой роты. Это была темная дыра в сарае, где помещалась рота, отгороженная только досками от коридора. В канцелярии стояли стол, два стула, бутыль с керосином и койка. Перед Лукашем стоял старший писарь Ванек, который составлял в этом помещении ведомости на солдатское жалование, вел отчетность о солдатской кухне, одним словом, был министром финансов всей роты, проводил тут целый божий день, здесь же и спал. У дверей стоял толстый пехотинец, обросший бородой, как краконош[97]. Это был Балоун, новый денщик поручика, до военной службы мельник, из-под Чешского Крумлова.

— Нечего сказать, нашли вы мне денщика, — обратился поручик Лукаш к старшему писарю, — большое вам спасибо за такой сюрприз! В первый день посылаю его за обедом в офицерскую кухню, а он по дороге сожрал половину моего обеда.

— Виноват, я его розлил, — заявил толстенный великан.

— Допустим, что так. Разлить можно суп или соус, но не франкфуртское жаркое. Ведь ты от жаркого принес такой кусочек, что его за ноготь спрятать можно. Ну, а куда ты дел яблочный пирог?

— Я…

— Нечего врать. Ты его сожрал!

Последнее слово поручик произнес так строго и так энергично, что Балоун на всякий случай отступил на два шага.

— Я сегодня справлялся в кухне, что у нас было к обеду. Был суп с фрикадельками из печенки. Куда девал ты фрикадельки? Дорогой повытаскивал? Ясно, как день. Кроме того была вареная говядина с огурцом. Куда она делась? Тоже сожрал. Два куска франкфуртского жаркого, а ты принес мне только полкусочка. Ну? Два куска яблочного пирога. Куда их девал? Напичкался, паршивая и грязная свинья? Отвечай, куда дел яблочное пирожное? Может, ты в грязь его уронил? Ну, мерзавец! Укажи мне то место, где лежит этот кусок в грязи. Может, как нарочно, прибежала туда собака, нашла этот кусок и унесла его. Боже ты мой, Иисусе Христе! Я так набью тебе морду, что разнесет ее как лохань! Эта сволочь осмеливается еще врать! Знаешь, кто тебя видел? Старший писарь Ванек. Он сам пришел ко мне и говорит: «Осмелюсь доложить, господин поручик, ваш Балоун жрет, сукин сын, ваш обед. Смотрю я в окно, а он напихивается, как будто целую неделю ничего не ел». Послушайте, старший писарь, неужто вы не могли найти худшую скотину, чем этот молодчик?

— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, мне Балоун показался из всей маршевой роты самым подходящим человеком. Это такая дубина, что не мог запомнить ни одного ружейного приема, и дай ему в руки винтовку, так он бы еще бед наделал. Недавно на стрельбе холостыми зарядами чуть-чуть не прострелил глаз своему соседу. Я полагал, что он, по крайней мере, на эту-то службу будет годен.

— Сожрать обед у своего офицера! — сказал Лукаш. — Как будто ему не хватает его порции. Ну теперь, полагаю, ты уже сыт?