Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт)

Вечером был подан сытный ужин, на который явились все мужчины, встретившие нас на пристани и в доме Питера Уилькса. Исполняя лакейскую свою обязанность, я стоял за стулом короля и прислуживал ему и герцогу; всем остальным прислуживали негры. Мэри-Джен, как и подобает хозяйке, сидела на по четном месте, рядом с Сюзанной. Она, разумеется, извинилась перед гостями за недоброкачественность ужина, — рассказывала, что бисквиты не удались, что салат и пикули из рук вон плохи, а жареные цыплята до того жестки, что их с трудом лишь можно раскусить, — одним словом, напрашивалась на комплименты, как всегда делают в таких случаях женщины. Гости наперед уже знали, что ужин будет великолепный, и высказывали это, спрашивая, например: «Как это вам удалось так хорошо подрумянить эти бисквиты?» или «Скажите на милость, откуда вы добыли эти дивные пикули?» Вообще за ужином шла обычная в таких случаях умышленная шарлатанская болтовня.

После ужина я и девица с заячьей губой закусывали на кухне остатками от пиршества. Обе другие сестры помогали неграм мыть и убирать посуду. Джоанна принялась меня расспрашивать про Англию, и, клянусь Богом, мне зачастую казалось, будто я стою на тончайшем льду, ежеминутно угрожающем провалиться. Так, между прочим, она спросила:

— Видели ли вы когда-нибудь короля?

— Которого именно? Вильгельма Четвертого? Понятное дело, видел! Он ходит ведь к нам в церковь! — ответил я ей. Мне было известно, что Вильгельм Четвертый давно уже умер, но я не счел нужным об этом рассказывать. Джоанна, которую, очевидно, удивило посещение королем нашей церкви, осведомилась:

— И часто он туда ходит?

— Постоянно! Скамья его прямо против нашей, но только по другую сторону кафедры!

— А я думала, что король живет в Лондоне!

— Понятное дело, он живет там! Где же прикажете ему жить!

— А ведь вы сами живете, кажется, в Шеффильде?

Я убедился, что попал впросак, как самый первейший болван. Следовало во что бы то ни стало выпутаться, а потому, чтобы выиграть время, я сделал вид, будто подавился косточкой от цыпленка, и через минутку объяснил:

— Я хотел сказать, что король постоянно посещает нашу церковь, когда проживает в Шеффильде. Это случается лишь в летние месяцы, когда доктора про писывают ему купания в морской воде.

— Какие странные вещи вы говорите! Шеффильд вовсе не приморский город!

— Да разве я называл его приморским?

— Называли!

— Мне это и в голову не приходило!

— А все-таки вы называли!

— Нет!

— Да!

— Я никогда не говорил ничего подобного.

— Что же вы говорили в таком случае?

— Говорил, что король приезжает в Шеффильд купаться в морской воде.

— Как же он стал бы купаться в морской воде, если Шеффильд расположен не на берегу моря?

— Позвольте! — сказал я в свою очередь. — Случалось вам когда-нибудь видеть зельтерскую воду?

— Да!

— Надо вам было ездить для этого в Зельтерс?

— Нет!

— Ну-с, так видите ли, и Вильгельму Четвертому незачем ездить на море, чтобы купаться в морской воде!

— Как же он ее себе достает?

— Вроде того, как вы здесь получаете зельтерскую воду: в бочонках! В Шеффильдском дворце вмазаны на кухне большие котлы, так как королю велено купаться в теплой воде. На море, как вам известно, нет приспособлений, чтобы кипятить воду!

— Да, теперь я понимаю! Вы могли бы сказать об этом сразу! Это было бы гораздо короче и яснее!

Убедившись, что выбрался опять на твердую почву, я почувствовал большое облегчение и совершенно искренне этому обрадовался, но радость моя оказалась преждевременной. В следующее затем мгновение Джоанна спросила:

— Ну, а вы часто ходите в церковь?

— Постоянно!

— Где же вы там сидите?

— Понятное дело, на нашей скамейке!

— На чьей, вы говорите?

— Конечно, на скамейке вашего дядюшки Гарвея!

— Скажите на милость! Да к чему же ему скамья?

— Чтобы на ней сидеть! Для чего иного и служат скамьи?

— А я, признаться, думала, что его место на кафедре!

«Ах, черт бы его побрал. Я и позабыл, что он проповедник», — сказал я себе самому. Усмотрев таким образом, что я снова попал впросак, я поспешил по давиться опять цыплячьей косточкой и обдумать другой способ, чтобы выпутаться как-нибудь из неловкого моего положения. Раскинув умом, я спросил:

— Неужели вы думаете, что в церкви у нас только один проповедник?

— Мне кажется, довольно и одного! К чему же еще и другие?

— Чтобы читать проповеди королю! Я, признаться, никогда не видывал такой странной девочки! Неужели вы не знаете, что в присутствии короля должны находиться в церкви по меньшей мере семнадцать проповедников?

— Семнадцать! Прости, Господи! Я не в состоянии была бы, кажется, выслушать их всех, если бы мне даже обещали за это Царство Небесное. Ведь так, пожалуй, пришлось бы не сходить со скамьи целую неделю!

— Успокойтесь! Они не все проповедуют в один и тот же день. Читает проповедь всего лишь только один.

— Скажите лучше, как обращаются в Англии с прислугой? Лучше, чем мы обращаемся с неграми?

— Нет! Ее там вовсе не считают за человека. С нею обращаются хуже, чем с собаками.

— Разве ей не дают праздновать, как у нас, по целым неделям Рождество с Новым годом, Пасху и четвертое июля?