— Ну ладно, я вам верю. Ответьте мне теперь еще на один вопрос, но только, пожалуйста, не сходите с ума и не жмите меня так крепко за горло! Разве у вас не было намерения прикарманить эти деньги и спрятать их в надежное место?
Герцог, помолчав немного, ответил:
— Ну, что же, не все ли равно, имелись у меня такие мысли или же нет? Суть дела в том, что я не приводил их в исполнение. Напротив, у вас не только имелся такой замысел, но вы его также и выполнили…
— Чтобы мне сейчас же умереть на месте, если я спрятал деньги, герцог! Честное слово, я этого не делал. Не скажу, чтобы у меня не было такой мысли, так как она имелась у меня в действительности, но вы… то есть, я хотел сказать, кто-то другой меня опередил…
— Это наглая ложь! Вы сами спрятали мешок с золотом в гроб. Извольте сейчас же сознаться в этом, или…
У короля в горле послышался зловещий клокот. Наконец, улучив мгновенье, когда пальцы герцога слегка разжались, он воскликнул:
— Довольно, я сознаюсь!
Я очень обрадовался, услышав это добровольное признание, и стал себя чувствовать с тех пор гораздо спокойнее. Герцог, в свою очередь, оказался тоже вполне удовлетворенным. Он перестал душить короля и, убрав руки прочь, сказал:
— Если вы вздумаете опять когда-либо запираться, я вас просто-напросто утоплю. Вы так мерзко вели себя во всей этой истории, что теперь вам совершенно уместно сидеть здесь и хныкать, словно малолетний ребенок. Вы, сударь, просто-напросто бездонная бочка или выживший из ума страус, которому непременно хочется все проглотить. Между тем я постоянно относился к вам с таким доверием, как к родному отцу. Как вам не совестно было стоять и слушать, что в краже денег обвиняли бедняжек негров? Вы знали, что они были не виноваты в этом ни душой, ни телом, а между тем не сочли нужным сказать ни единого слова в их защиту! А какую смешную роль заставили вы разыграть меня! Ведь я до того опростоволосился, что и в самом деле поверил этой дребедени! Черт бы вас побрал!.. Теперь я понимаю, отчего вам так хотелось пополнить дефицит. Вы желали прикарманить также и денежки, заработанные мною на «Небывальщине» и разных других штуках. Вам угодно было заграбастать себе все!..
Король, не успевший еще окончательно отдышаться, робко заметил:
— Вспомните, однако, герцог. что предложение пополнить дефицит сделано было не мною, а вами самими.
— Замолчите, пожалуйста! Я не хочу больше слышать про эту постыдную историю! — объявил герцог. — Вы потрудились бы лучше сообразить, какие барыши вышли теперь из всего этого для вас самих? Наследники получили не только все свои деньги обратно, но также и все наши деньги, за исключением ничтожных грошей, уцелевших каким-то чудом. Ложитесь теперь в постель и потрудитесь не упоминать более никогда в жизни про этот дефицит.
Король, смиренно поджав хвост, отправился в шалаш и, чтобы хоть сколько-нибудь утешиться, вытащил там из-под постели свою бутылку. Герцог вскоре последовал его примеру и тоже прибегнул к бутылке. Полчаса спустя оба они стали опять закадычными друзьями. Чем более одолевал их хмель, тем теснее становилась их взаимная дружба. Наконец, оба они заснули в объятиях друг друга и принялись громко храпеть. Во время дружеских излияний оба они до чрезвычайности размякли; но я заметил, что король остался до такой степени убежденным могущественными доводами герцога, что и не думал более запираться в попытке похищения мешка с золотом. Понятно, что я сам почувствовал себя после того тоже спокойным и довольным. Разумеется, когда король и герцог крепко заснули и принялись храпеть, мы с Джимом начали беседовать и я рассказал ему все как было.
Глава XXXI
Зловещие замыслы. — Исчезновение Джима. — Известия о нем. — Старинные воспоминания. — Глупая история. — В глубь страны.
В продолжение нескольких дней мы не останавливались более в городах, а плыли все прямо вниз по течению. Мы с Джимом забрались теперь далеко на юг, в теплые края, и находились на значительном расстоянии от своего родного края. Начали попадаться уже деревья, поросшие испанским мхом, который свешивался с ветвей вниз, образуя на них длинные седые бороды. Мне впервые довелось тогда видеть этот мох, придающий южным лесам такой торжественный и без отрадный вид. Считая себя теперь вне опасности, король и герцог занялись снова грабежом прибрежных селений.