Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт)

— Понятное дело, нет! Час или два тому назад я встретился с ним здесь в лесу, и негр пригрозил вырезать у меня печенку, если я вздумаю кричать, а затем приказал мне лечь и не сходить с места. Я так и сделал. С тех пор я все время сидел здесь, не смея уйти.

— Ну, теперь вам нечего более опасаться. Негра поймали. Он сбежал с одной из южных плантаций.

— А ведь выгодная афера поймать беглого негра?

— Понятное дело, выгодная. За его поимку обещана награда в двести долларов. Это все равно что поднять деньги, валяющиеся на дороге.

— Да, именно так! Я бы мог сам заработать эти деньги, если бы был немного постарше, так как пер вый его увидел. Кто же именно задержал этого негра?

— Какой-то пожилой мужчина из нездешних. Он продал за сорок долларов свои права на вознаграждение, так как ему самому надо безотлагательно от правиться куда-то вверх по реке. Он теряет из-за этого ровнехонько сто шестьдесят долларов. Клянусь чем угодно, что я лучше согласился бы ждать хоть целых семь лет.

— Я поступил бы совершенно так же, как и вы! — подтвердил я. — Быть может, впрочем, что этот пожилой господин себе на уме и продал свои права так дешево оттого только, что за них больше и получить нельзя? А что если с этим негром что-нибудь да не чисто?

— Ну, нет, тут дело велось начистоту. Я сам видел объявление, в котором описаны в точности все при меты беглого негра. Его изобразили там до того обстоятельно, как если б имелось в виду снять с него портрет. Там пропечатано даже, что он сбежал с такой-то именно плантации, маленько пониже Нью-Орлеана. Нет, черт возьми, Фельпс сделал тут выгодную спекуляцию. Можете чем угодно ручаться, что он не останется в убытке. Не угостите ли вы меня жвачкой табаку?

Жвачки у меня не оказалось, а потому мой собеседник ушел, оставив меня наедине с моими мыслями. Я вернулся на плот и уселся в шалаше, чтобы обдумать свое положение, но все мои усилия остались тщетными. Я ворочал своими мозгами так усиленно, что у меня даже голова разболелась, но все-таки не пришел ни к какому результату и не мог придумать, каким образом выручить Джима из беды. После такого долгого путешествия и после всего сделанного нами для этих негодяев все сразу рушилось и погибло единственно лишь оттого, что этим бессовестным людям пришло в голову сыграть с Джимом такую подлую шутку. Они сделали его опять на вечные времена невольником на чужбине из-за того только, чтобы получить самим несчастную сумму в сорок долларов.

Мне пришло сперва в голову, что для Джима окажется в тысячу раз лучше нести неволю у себя на родине, где у него остались жена и дети, раз уж ему суждено быть в рабстве. Я мог, разумеется, написать письма Тому Сойеру с поручением уведомить мисс Ватсон о том, где именно находится ее негр, но не преминул отказаться от этого намерения в силу двух весьма веских соображений. Во-первых, мисс Ватсон должна была до такой степени возмутиться неблагодарностью негодяя, осмелившегося от нее убежать, что, без сомнения, продала бы его опять в низовья Миссисипи. Если бы она даже этого и не сделала, то все стали бы относиться с презрением к неблагодарному негру и сочли бы долгом дать это почувствовать Джиму, который оказался бы тогда в самом неприятном и тяжелом положении. Мое собственное положение было бы в таком случае тоже не лучше. Всюду распространился бы слух, что Гек Финн пособлял беглому негру, и если бы мне довелось потом свидеться с кем-либо из земляков, я просто, кажется, сгорел бы со стыда. Впрочем, так бывает ведь сплошь и рядом. Человек сделает какую-нибудь низость, а потом старается увильнуть от естественных ее последствий. Пока все шито и крыто, кажется, как будто ему нечего стыдиться. Я лично испытывал теперь как раз такое нравственное состояние. Чем более я вдумывался в него, тем сильнее начинала упрекать меня совесть, — тем преступнее, низменнее и презреннее я себя чувствовал. Под конец мне совершенно внезапно пришло в голову, что в данном случае меня явственно поразила карающая десница Провидения, давая таким образом знать, что на Небе все время внимательно следили за греховными моими делами. В то время, как я укрывал негра, сбежавшего от бедной старушки, не причинившей мне ни малейшего зла, следили свыше за всеми моими поступками и положили им пре дел, дальше которого нельзя было перейти. Мысль эта напугала меня до такой степени, что ноги подо мной подкосились и я чуть было не упал наземь. Я старался оправдаться в собственных глазах, рассказывая себе самому, что меня нельзя особенно винить, так как я получил очень дурное воспитание, но что-то такое внутри меня все время твердило: «А кто тебе мешал ходить в воскресную школу? Там бы тебя научили, что люди, укрывающие беглых негров, попадут в геенну огненную, где вечный плачь и скрежет зубов».