Прежде всего они прочли публичную лекцию о трезвости, но она принесла им так мало барышей, что на собранные за вход деньги лекторам не удалось даже напиться допьяна. В другом селении они попытались давать уроки танцев, но так как не смыслили сами по этой части ни бельмеса, то при первых же сделанных ими прыжках, которым мог бы позавидовать кенгуру, публика ворвалась в сарай, где они показывали свое искусство, и торжественно выгнала их из города. В следующий раз они пытались давать уроки красноречия, но слушатели по прошествии не скольких минут встали, осыпали их ругательствами и предложили им как можно скорее убираться к черту. Король и герцог пытались затем выступать в ролях: миссионеров, гипнотизеров, врачей, предсказателей будущего и т. п., но счастье как будто их совершенно по кинуло. Под конец они отказались от дальнейшей борьбы с судьбою и молча лежали на плоту по несколько часов кряду. Очевидно, они о чем-то думали, но не вы сказывали своих мыслей. Несомненно также, что мысли были самого грустного и отчаянного свойства.
С течением времени, однако, в поведении короля и герцога обнаружилась некоторая перемена. Они си дели теперь преимущественно в шалаше и конфиденциально беседовали там по два и по три часа кряду шепотом друг с другом. Мы с Джимом стали чувствовать себя тогда не в своей тарелке. Последовавшая перемена положительно нам не нравилась. Мы реши ли, что наши пассажиры обдумывают худшее, чем когда-либо, дьявольское предприятие. Раскидывая умом, мы наконец пришли к убеждению, что они собираются ограбить какой-нибудь жилой дом, или магазин, или же заняться изготовлением фальшивой монеты и т. п. Это нас до такой степени напугало, что мы с Джимом решили ни за что на свете не принимать участия в их проделках. При первом же подозрении мы распростимся со своими пассажирами и улепетнем, и пусть они занимаются чем хотят. Однажды рано утром мы спрятали плот в надежном месте, милях в двух ниже несчастной маленькой деревушки, называвшейся Пиксвиллем. Король отправился на берег, предписав нам оставаться на плоту и ждать его возвращения. Он уверял, что сходит в селение навести справки, не дошел ли туда как-нибудь слух о «Королевской Небывальщине».
«Ну, нет, меня не проведешь! — говорил я самому себе. — Знаю, что вы замышляете ограбить там кого-нибудь, в случае чего, быть может, даже со взломом! Что ж, попытайте счастья! Воображаю себе, как вы удивитесь, когда, вернувшись сюда с грабежа, не найдете здесь никого и ничего более? То-то будете ломать голову, спрашивая себя, куда могли деваться мы с Джимом и плотом?» Король объявил, что если не вернется к полудню, то это должно означать, что все обстоит благополучно. В таком случае мне и герцогу надо будет тоже сходить на берег.
Мы втроем, т. е. герцог, я и Джим, остались на плоту. Герцогу не сиделось на месте. Он был в самом кислом настроении и страшно злился. Он все время бранил меня и Джима. Мы не могли ему угодить положительно ничем, так как он привязывался ко всяким мелочам. Это подтверждало мое убеждение в том, что он с королем замышлял что-то недоброе. Поэтому я до чрезвычайности обрадовался, когда к наступлению полудня король не вернулся на плот. Без сомнения, предстояла какая-нибудь перемена, в результате которой я и Джим освободимся, пожалуй, от неудобных наших пассажиров. Мы с герцогом отправились в селение и принялись там разыскивать короля. Под конец мы действительно его нашли в задней комнате трактирчика самого низкого пошиба. Он был пьян в стельку и сидел в толпе разных шалопаев, которые поддразнивали его ради развлечения. Он отвечал им бранью и проклятиями, но дошел до такой степени опьянения, что был уже не в силах держаться на ногах, и мы не могли ничего с ним поделать. Герцог под конец рассердился и обозвал его старым дурнем. Король отвечал на это энергичной бранью. Воспользовавшись ссорой, завязавшейся между обои ми мошенниками, я ускользнул из трактира и принялся улепетывать во всю прыть по прибрежной до роге, бежав с быстротою лани, так как видел возможность отделаться теперь раз и навсегда от короля и герцога, решив в сердце своем, что им не скоро вы падет случай свидеться со мною и негром. Прибежав запыхавшись к тому месту, где мы спрятали плот, я вне себя от радости крикнул:
— Отвяжи его, Джим! У нас теперь все обстоит благополучно!
Ответа никакого не было, и никто не выходил из шалаша.
Джим куда-то исчез. Громко позвав его раз-другой, я принялся бегать по лесу и кликать Джима, но все было тщетно. Старик Джим пропал без вести. В от чаянии я сел наземь и расплакался, так как положи тельно не мог удержаться от слез. Я понимал, однако, всю бесполезность сидения на месте, а потому тотчас же встал и вышел на дорогу, стараясь обдумать, каким именно образом надлежит мне поступить при таких обстоятельствах. Там я встретился с мальчиком и осведомился, не видел ли он приезжего негра, одетого так-то и так-то? Он отвечал:
— Видел!
— Где же именно?
— Там, милях в двух ниже, около фермы Сайльса Фельпса. Это беглый негр, и они его изловили. Вы его ищете, что ли?