Похождения одного матроса

В большом магазине, в котором были всевозможные товары, начиная с дорогих материй и духов и кончая смолой и гвоздями, хозяин сам выбрал то, что рекомендовал купить, и выложил все это на прилавок перед Чайкиным.

Чайкин внимательно осматривал каждую вещь, особенно тщательно оглядел сапоги и ощупал их со всех сторон и спросил, что будет все стоить.

Хозяин ответил, что двадцать долларов.

– А дешевле нельзя?

– Дешевле? – переспросил хозяин. – Я вам назначил самую низкую цену.

Чайкин задумался.

– Так и быть, скину вам доллар за то, что не поверил вам! – сказал, смеясь, янки. – А вы не сомневайтесь, молодой человек, товар я выбрал вам хороший.

– Я не сомневаюсь и беру вещи.

– Ну, надевайте их сейчас же. Посмотрим, хорошо ли сидит на вас куртка.

Чайкин удалился с приказчиком в соседнюю комнату и через пять минут вышел оттуда в новом костюме: в куртке и в кожаных штанах, в высоких сапогах и в новой шляпе.

Все сидело на нем отлично. Затем он накинул на себя теплый плащ с капюшоном и остался доволен и им.

– А есть ли у вас одеяло? – спросил хозяин.

– Нет.

– Советую купить. Чем дальше к Западу, тем гостиницы на почтовых станциях будут хуже, и одеяло пригодится, да и всегда оно вам будет нужно. И маленькую подушку возьмите.

– Позвольте и одеяло и подушку.

– Я дам вам недорогое, так, доллара на три. А подушку в доллар.

Чайкин купил одеяло и подушку.

Уплативши деньги, он забрал свое платье и, возвратившись в гостиницу, пошел в свой номер укладываться.

Уложившись и связавши одеяло и подушку, он осмотрел сумку на своей груди и сосчитал, сколько у него осталось денег в кошельке. Оказалось двадцать долларов.

«Этих денег с лихвой достанет на еду!» – подумал Чайкин, очень довольный, что до Сан-Франциско ему не придется менять банкового билета, зашитого на груди.

Около двух часов он спросил себе ветчины и хлеба и, простившись с хозяином и давши Саму двадцать центов, отправился с вещами в контору дилижансов.

– Счастливого пути! – проговорил хозяин, когда Чайкин выходил из гостиницы.

2

Кучера дилижанса, мистера Брукса, почтенного старика с длинной седой бородой, сильного и крепкого на вид, скорей можно было бы принять за джентльмена из северных штатов, а не за одного из тех добродушно-грубых и мужественных «молодцов Запада», как называют этих людей по большей части с темным прошлым и сомнительным настоящим, которые в малонаселенных и еще глухих в те времена территориях далекого Запада составляли значительный элемент населения и пионеров, открывающих новые места.

И статная, полная достоинства фигура, и лицо мистера

Брукса, и то обстоятельство, что он не сыпал ругательствами, – все это не соответствовало его профессии и тем своеобразным манерам «молодцов Запада», которые Чайкин успел заметить уже в Канзасе.

Ровно в три часа кучер затрубил в рожок, и путешественники, одетые как и Чайкин, с револьверами за поясами, а некоторые и с ружьями, стали садиться в неуклюжий и громоздкий дилижанс, представляющий собой высокую, на круглых рессорах, карету, внутри которой было шесть мест, сзади – два и на козлах, рядом с кучером, – одно.

Еще оглушительный рев рожка – и четверка сильных мулов вывезла дилижанс с грязного двора. Скоро он был уже за городом, и мулы побежали крупной рысью по ровной степной дороге. Через час-другой, миновавши несколько одиноких поселков, или «ранч», дилижанс уже выезжал в громадную прерию Канзасской территории, в которой в те времена еще кочевали краснокожие индейцы, занимая разными своими племенами громадное пространство между Канзасом и Скалистыми горами Калифорнии, пока не были уничтожены частью пионерами, частью войсками и пока не погибли от водки.

Тогда они свободно еще охотились в обширных степях за буйволами, лосями и антилопами и нередко пытались нападать на белых смельчаков, селившихся в тех местах, на обозы товаров и эмигрантов, направляющихся к Соляному озеру, и на дилижансы. Так называемые форты, то есть бревенчатые шалаши, которые были расположены по всему Западу от Канзаса до Сан-Франциско, в расстоянии сто или двести миль один от другого, и в которых находились небольшие отряды солдат, конечно, не могли исполнить своего назначения – охранять дорогу от индейцев, и пионеры и торговцы за свой страх и риск отправлялись в глубь западных редких городов и поселков, селились на выбранных местах, строили новые городки, и, разумеется, многие платились жизнью, дорого, впрочем, продавая ее индейцам.

Был август в конце. Погода стояла жаркая, но поднятый верх защищал головы Чайкина и кучера от палящих лучей солнца. И Чайкин с радостным чувством истинно сухопутного человека любовался этими бесконечными равнинами. Масса подсолнечников и маленьких, Похожих на наши лютики цветов порой золотили обширные пространства. Эти равнины на расстоянии двухсот миль от

Канзаса были оживлены зеленью дубов, вязов и орешников, растущих по берегам реки Канзаса.

Воздух был теплый и душистый от луговых цветов. То и дело срывались ржанка или бекас. В воздухе парил коршун. Из земляной норки выбегала луговая собачка.

Изредка попадалась вблизи дороги ранча с садом.