Похождения поручика Ржевского

— Благодарю вас, Дмитрий Иванович, — сказал впечатленный Давыдов. — Против одной вашей руки я бы поспорил, но со второй сладить невозможно. Вы и в бою так действуете?

— Иногда приходится. Но повторяю: я любитель стрельбы. Вы видели когда-нибудь стрельбу со скачущего коня задом наперед?

— Видел, — сказал с приязненной усмешкой командир. — На параде в Виллануве в вашем исполнении.

И вот в 20-х числах февраля летучий отряд Давыдова помчался впереди всех через Силезию и Саксонию в направлении на Дрезден — придерживаясь стародавнего тракта Бреслау-Легниц-Герлиц-Баутцен-Дрезден, но легко с него сворачивая, если разведка доносила, что населенный пункт впереди сильно укреплен и обороняется 2–3 тысячами лягушатников или саксонцев (в Герлице и Баутцене такие и были). Их Давыдов оставлял на закуску основным силам корпуса, исправно донося все сведения генералу Винценгероде. Погода стояла вполне весенняя, а с началом марта просто прекрасная, неприятель же практически не беспокоил и потому на вечерних биваках командир собирал в своей палатке офицеров (свободных от дежурства) и распивал с ними чашу пунша под гитарные переборы и песни в его же исполнении: то общеизвестные войсковые (марши «Преображенского полка», «Гренадер», казачьи и т. д.), а то свои собственные:

В дымном поле, на биваке
У пылающих огней,
В благодетельном араке
Зрю спасителя людей.
Собирайся вкруговую,
Православный весь причет!
Подавай лохань златую,
Где веселие живет!

Наливай обширны чаши

В шуме радостных речей,
Как пивали предки наши
Среди копий и мечей.
Бурцов, ты — гусар гусаров!
Ты на ухарском коне
Жесточайший из угаров
И наездник на войне!

Стукнем чашу с чашей дружно!

Нынче пить еще досужно;
Завтра трубы затрубят,
Завтра громы загремят.
Выпьем же и поклянемся,
Что проклятью предаемся,
Если мы когда-нибудь
Шаг уступим, побледнеем,
Пожалеем нашу грудь
И в несчастьи оробеем;
Если мы когда дадим
Левый бок на фланкировке,
Или лошадь осадим,
Или миленькой плутовке
Даром сердце подарим!
Пусть не сабельным ударом
Пресечется жизнь моя!
Пусть я буду генералом,
Каких много видел я!
Пусть среди кровавых боев
Буду бледен, боязлив,
А в собрании героев
Остр, отважен, говорлив!

Пусть мой ус, краса природы,

Черно-бурый, в завитках,
Иссечется в юны годы
И исчезнет, яко прах!
Пусть фортуна для досады,
К умножению всех бед,
Даст мне чин за вахтпарады
И георгья за совет!
Пусть… Но чу! гулять не время!
К коням, брат, и ногу в стремя,
Саблю вон — и в сечу! Вот
Пир иной нам бог дает,
Пир задорней, удалее,
И шумней, и веселее…
Ну-тка, кивер набекрень,
И — ура! Счастливый день!

Гусары, знавшие уже многие песни Давыдова, ему подпевали, Ржевский же только подвывал — и слов не знал, и слухом музыкальным его бог не наградил. При таком благоприятном стечении обстоятельств уже вечером 10-го марта летучий отряд вышел к Нойштадту — правобережному пригороду Дрездена. Вот здесь пришлось остановиться, так как местные жители (основные информаторы Давыдова) сообщили, что этот форштадт обороняет 5-титысячный отряд под командованием французского генерала Дюрота.

Ум у Давыдова был хитрущий: он приказал казакам развести многочисленные костры вокруг города и тем самым ввел генерала в заблуждение о численности своего отряда. А утром послал парламентера с предложением о переговорах. В парламентеры вызвался Ржевский. Взяв с собой верных Токарева и Демидова и оборонившись белым флагом, он поскакал к воротам городской стены и достиг их без приключений. Заметив в надвратной башне офицера, крикнул по-французски:

— Мсье офицер, я — парламентер!

— Это понятно, — крикнул в ответ француз. — С кем вы желаете переговорить?

— С генералом Дюротом.

— У нас нет такого генерала.