Похождения профессора Эпикура

— Сказали тебе, нету! — наскочил сбоку Вакси. — Где на вас на всех сил наберешься, ночь уже, спать пора!.. Обрадовался — военный! Военного нужно сложной обработке подвергать!.. Кто это будет?! Кто это может!? И тебе же полегче, а?

— Полегче, — согласился пряный, расстегивая свой металлизированный комбинезон. — Легче, но не по уставу.

Пряного увели и без лишнего шума в кустах около кухонного котла переодели во все штатское. Параллельно гливеры накормили его супом, и вернулся пряный к палатке, сочно икая и прихрамывая; узкие грубоватые ботинки, снятые с какого-то разорванного бомбой пахаря, были не того номера и сильно терли. Огромных размеров гливер, дергая мокрыми ресницами, с которых падали капли пота, шипел полуоткрытым ртом и поддавал стволом автомата пряному между лопатками, подгонял пленного.

— Чего не стонешь?! — спрашивал гливер. — Ты стони, когда я тебя ушибаю.

Но пряный не хотел стонать, он только жмурился на круглые желтые прожектора и почему-то гнусноватым голосом тихонько хихикал. Принесли маленький раскладной столик. Эпикур, разложив на нем брошюры разных цветов, водил пальцем по строчкам.

— Так-с! Ну, давай, девушка — первая! Имя, род занятий? И сразу расскажи о виде своего шпионажа. Хочу предупредить тебя, милая, что ты лучше сама расскажи, а то придется применить стандартную формулу, а это… Нет ничего неприятнее!

Эпикур и сам поежился, представив себе применение формулы. Девушка вышла под фару и почему-то принялась расчесывать волосы. Она ловко расплетала свои косички и орудовала широким железным гребешком, высекая из прядей на землю длинные искры.

— Ну ты расскажи, расскажи! — шипела ей в ухо Титания. — Расскажи, как занималась шпионажем! В пользу пряных или в пользу мумми-смертников! Это все равно, в чью пользу, главное, что в пользу, в пользу — шпионаж!.. Скажи, что у тебя сифилис и эпилепсия с детства, или этот, синдром печали. Покайся, милая, легче будет умирать!..

— А чего мне каяться!? — Девушка тряхнула головой. — Шпионка я, это так! В мандате же написано, вы зря его выбросили!..

"Пол женский, — записал Эпикур в журнале. — Девушка. На вид лет шестнадцати-двадцати двух! Отвечать на вопросы прямо отказалась."

— Тебя зовут-то как, деточка? — спросил он ласково и вдруг, наткнувшись ногтем на какую-то графу, потребовал казенным шепотом: — Где Нарцисс! Без офицера-секретчика допрашивать-то нельзя! Не положено это!..

— В палатке дрыхнет, — отозвался кто-то из кустов. — Хорошо ему!

— Так пусть ему будет плохо! — совсем уже ласково потребовал Эпикур. — Разбудить сейчас же!

Через минуту из палатки выбрался офицер-секретчик. Он был практически голый, только красные широкие трусы с бахромой и носки украшали тело. Секретчикам позволялось во время сна снять комбинезон, и он пользовался своей привилегией. Нарцисс сразу опустился на землю, заложил руки за голову и, закрыв глаза, покивал, мол, я весь внимание. Когда девушку увели пытать, Нарцисс побежал по позиции, нашел бидон с питьевой водой и, отфыркиваясь, полился. Вернулся к палатке он в мокрых трусах и уже в фуражке.

— Нечего, нечего здесь! — сказал он. — Продолжайте!

В наступившей тропической темноте хорошо было видно, как гливеры бесцеремонно раздевают девушку ("Мародеры", — отметил Эпикур) и привязывают ее к какому-то растопыренному дереву. Развели костер, и в темноте засветился красно, раскаляемый на жидком огне, металлический прут.

— А они что, насиловать и не собираются даже, молодчики?поинтересовался Эпикур. — В графе четырехсотой, между прочим, вот что написано: "Особу женского пола, гражданского положения, не называющую своего имени и уличенную в шпионаже, следует отдать солдатам для публичного изнасилования"… Ага, вот: "Не менее семи человек должны участвовать и не более двадцати одного". — Эпикур поднял палец. — Не более!

— А кому охота в такую духоту?!

— Кто спросил про духоту? — поинтересовался Нарцисс.

— Ну, я спросил! — Из темноты выступила фигура, одетая по всем правилам в резину до подбородка.

— Вот ты и проследи, чтобы не более двадцати одного!

— Есть проследить!

Фигура скрылась, и через минуту от костра послышались оживленные голоса:

— Комбинезоны могут снять только насилующие и только на время насилия! Желающих прошу записываться!

— Шило на мыло! — вздохнул Вакси, которому разрешалось, как инвалиду, не носить только правую перчатку.

— Ну, теперь вы! — Эпикур обратил свой взор к долговязому крестьянину. — Имя, социальная принадлежность, вид измены?

— Да неповинен я! Грибы я в лесочке собирал!… - Крестьянин рухнул на колени. — А тут ента детина! — Он указал на кусты, куда уволокли труп десантника. — Пощадите, невиновен я!..

— "Если гражданское лицо утверждает, что оно невиновно, — прочел по справочнику Эпикур, — то дальнейший допрос такового лица нецелесообразен. Оное лицо следует подвергнуть особо изощренной пытке и примитивной казни".

Из темноты выскочил голый улыбающийся гливер. Комбинезон тащился за ним по земле.

— Не сознается, стерва! — весело сообщил он. — А чего-то знает! Когда приступили к насилию, не пикнула даже.