Похождения Стахия

Мария Акимовна прихрамывая – ногу отсидела – побрела к дому. Дети остались, начали собирать лоскутки, нитки, иголки, потихонечку шалили при этом и незаметно исчезли. Волонтер помог подьячему запереть амбар и попытался откланяться. Однако подьячий не отпустил, повел в дом «кофе кушать». Этого иноземного питья волонтер не любил, не приучился к нему на чужбине, но отказываться не стал, смекнул, что к кофе подадут хотя бы калач. У него в доме даже плесневелой корочки теперь не было, да и во рту за весь день, кроме ухваченной на чужом огороде репки, – ничего.

До кофе дело так и не дошло. Сначала подали бараний бок с гречневой кашей, за ним – карасей в сметане, ловленных в ставке на своем подворье. Был такой в Переяславле обычай рыбу на городских усадьбах разводить. За карасями последовали жареные грибы, тушеная свекла с какими-то приправами и еще разная снедь. Ее волонтер уже не воспринимал, поскольку все блюда они с подьячим сдабривали обильно всякими наливками. Особенно забористой оказалась наливка на калгане. Что касается любимого немцами кофе, то о нем поминали за столом, а вот подать вроде бы забыли.

Крепкое питье и еда, не уступавшая герцогской («Ох, подьячий, подьячий! – любит окорок поросячий»), не помешали волонтеру вести вполне светскую беседу с Марьей Акимовной. Она раскраснелась, похорошела несказанно и желала говорить исключительно о предметах возвышенных – о цветах. Кои в России повсеместно вошли в моду. Служили непременным украшением жилищ, богатых и бедных, их носили на одежде и в прическах. Влюбленные даже изобрели тайную цветочную символику, ставшую вскоре известной всем. Фиалка означала скромность, ландыш подразумевал нежность и бескорыстное выражение чувств, хризантема – глубокую печаль, роза символизировала поклонение и пламенную любовь, тюльпан – неизменное расположение. Чтобы мало-мальски выразить свои чувства, надо было иметь огромные цветники.

Марья Акимовна восторженно заговорила о тюльпане:

– О, тюльпаны прекрасны!

В России этот цветок только-только начал обживать клумбы и стоил очень дорого. Марья Акимовна рассказала, что якобы царь Петр привез из Голландии несколько луковиц в подарок царице Прасковье, для ее знаменитого цветника в Измайлове.

– Не правда ли, измайловский цветник лучший в Европе! – с гордостью заключила Марья Акимовна.

Волонтер не стал возражать, кивнул согласно, хотя не помнил, были ли вообще цветы в Измайлове. Тюльпаны же он впервые заметил в Голландии. Да и как было их не заметить, когда пришлось копать под них грядки, ползать по осенней стылой земле – сажать луковицы. Но об этом он вспоминать не любил, тем более говорить в приличном обществе. И теперь промолчал, хоть калгановая настойка и способствовала откровенности. Пригубившая ее пару раз Марья Акимовна с печалью призналась: покупка дорогого шелка в столь непомерном количестве лишила ее возможности приобрести две вожделенные луковицы.

– Эх! – воскликнул волонтер. – Не стоит жалеть: луковицы, видать, бросовые. Настоящие, сортовые, куда дороже! За одну луковицу моему бывшему хозяину… – Он осекся. К счастью, никто из-за выпитой или пригубленной настойки не удивился его оговорке, и он продолжал: – В Голландии за одну луковицу, было время, давали четырех быков, двенадцать овец, несколько бочек вина и еще…

– Ты полагаешь, шелк дешевле? – обиделся подьячий.

Марья Акимовна пропустила замечание мужа мимо ушей: калган еще и притупил внимание.

– Да что говорить! – волонтер тоже не вдумался в слова подьячего. – Настоящая луковица целого состояния стоит. Мне в Голландии за полгода адского труда заплатили одной-единственной луковицей, я и не оказался в убытке. Да-да! Она единственная в целом свете!

Тут он попробовал вскочить. Хотел бежать за этой единственной, чтобы одарить ею опечаленную, такую милую Марью Акимовну. Ноги не желали ему повиноваться. Волонтер почувствовал себя стреноженным конем – дернулся разок и затих. «Одна надежда на кофе, – подумал вяло, – да вдруг подадут в гостиной». Проворные горничные мельтешили у него перед глазами: убирали со стола. Он не мог сосчитать, сколько их – четыре, две, а может, всего одна?

– И, тем не менее, – бубнил подьячий, – многие состоятельные люди и нынче собирают коллекции из этих драгоценных луковиц. А в прошлом веке великий кунфюрст брандербургский собрал коллекцию более чем из двух сотен сортов и заказал альбом рисунков трети из них. Мне рассказывал один студент в Кенигсберге. Он видел альбом. И что заставляет людей на такие пустяки деньги тратить!

– Этот цветок приносит счастье, – мечтательно пояснила Марья Акимовна.

– Этот цветок, майн либхен, – говорила нежно Биргитта из Нюнесхами, – приносит счастье. Одно время счастье всех людей находилось в его бутоне. Но бутон был так плотно свернут, что никто не мог его раскрыть. Пытались многие. – Она гладила волонтера по щеке. От ее летучих прикосновений его клонило в сон. Биргитта заметила это и бесцеремонно подергала за ухо. Сказала наставительно: – Счастья всегда недостает и богатым, и бедным, и старым, и юным. Счастлив ли ты, либхен?